Первая парижская неделя прошла для Даландина на одном дыхании: галереи, выставки, встречи с нужными людьми, разговоры по душам с бывшими соотечественниками. Приняв приглашение ассоциации русских художников в Париже, скульптор Даландин не мешкая вступил в ее ряды.
Всем здесь хотелось знать о современной России – стране больших возможностей, силовиков и неуловимых бандитов. Эмигранты позднего советского периода ревниво выведывали у Кирилла подробности русской современной жизни, чтобы понять, не ошиблись ли они в свое время, делая ноги из России:
– Все шарахаетесь из огня да в полымя? – ехидно вопрошали они.
– Шарахаемся, скучать не приходится! – вещал Кирилл, звеня бокалом шампанского об их бокалы…
Работы его здесь понравились. Как ни странно, кое-кто еще помнил Петра-«шахматиста». Это было на руку Даландину, поскольку цены за свои шедевры он резал немалые. Галерейщики рассматривали бронзовые статуэтки, сотворенные Даландиным, вопросительно смотрели на автора, словно взвешивая все «за» и «против». Кирилл обаятельно улыбался… и стоял на своей цене. Петр-«шахматист», видно, помогал, прорубая в очередной раз окно в Европу для нахального русского скульптора. Через это окно и перекочевали в парижские галереи и частные коллекции даландинские статуэтки. На вырученные деньги он теперь мог безбедно прожить пару-тройку лет в России. В Питере за эту бронзу он не выручил бы и десятой части…
Имевшая во всем этом свой расчет Дина подначивала Кирилла:
– Оставайся, дурак! С твоей наглостью быстро разбогатеешь!
– Посмотрим, – лениво отмахивался от нее дурак…
Живя у Дины и Николя, Кирилл облюбовал китайское кафе на бульваре Пуасоньер и теперь частенько пропадал там за столиком в зеленом зале. С китайцами он начал изъясняться языком жестов, рисунков и улыбок и почти сразу достиг взаимопонимания. Китайцы ласково величали его «мсье Кирюса» и, кажется, гордились тем, что такой большой художник выбрал именно их кафе среди прочих по соседству. В свободное от встреч время мсье Кирюса заходил к китайцам и часами просиживал за своим столиком с карандашом и блокнотом, перенося на бумагу запечатленные памятью сюжеты и образы. Как-то незаметно для всех он сделал несколько рисунков сотрудников кафе и подарил их им, вызвав всеобщее восхищение и получив от заведения максимальную скидку.
Он внимательно всматривался в разномастную парижскую публику, во весь этот расхристанный интернационал пятой республики, особое место в котором занимали чернокожие эмигранты. В них он чувствовал пассионарную энергию разрушения и созидания и еще – наглость и безнаказанность. Коренные жители предпочитали с ними не связываться…
Как-то идя к своим китайцам, мсье Кирюса стал свидетелем того, как трое пьяных чернокожих, переходившие бульвар на красный свет, с презрением отмахивались от гудящих авто. Один из них – в кожаной куртке с агрессивными шипами