– Это почему?
– Я из другого теста. Знаешь, у нас мужики всегда крепко жмут руку, а ваши суют свои влажные ладошки, словно чего-то боятся.
– Конечно, боятся. От таких, как ты, всего можно ожидать! Ишь, что в подземке учинил!
– Вот именно, дорогая! – Кирилл осклабился, но уже через мгновение стал непривычно серьезным.
– И вот еще что: я не хочу жить там, где закон выше правды. Не смогу… Здесь все внешне очень хорошо, пристойно, но сами люди какие-то не горячие и не холодные, а пластмассовые что ли…, кроме, пожалуй, моих китайцев да и этих самых несчастных негров.
– Выходит мы тут все мертвые? – с обидой спросила хозяйка.
– Да нет. Только выпить да поговорить не с кем. Даже большинство наших тут вылиняли. А тебя твоему Николя стоило бы хорошенько отодрать ремнем по совокупности подвигов! – усмехнулся гость миролюбиво.
Порозовевшая актриса грустно вздохнула:
– В том-то и дело, что здесь меня некому драть. – Потом, сверкнув глазами, она выпалила: – Ну и катись ты в свою Россию, дурак. Алкоголик…
Женитьба Буркова
Художников Бурков всегда пользовался успехом у женщин.
Особенно хорошо дела шли в молодости, когда его нос еще не приобрел настораживающей лиловой окраски. Одна молодая особа в те годы умудрилась даже наперекор родителям женить его на себе.
Буркову было в ту пору всего двадцать шесть. Он имел вид эталонного хиппи и вольно перемещался с кистями и мольбертом по окрестностям Вологды, ловя на себе взгляды романтически настроенных девиц, уставших от комсомольского однообразия. Возле Феропонтово к нему как-то и прибились две симпатичные барышни. Художник на пленэре был особенно хорош: косматые власы, сияющие глаза, расхристанный вид и кисть, шныряющая по холсту, как шпага фехтовальщика, все это буквально кричало о причастности художника к загадочному миру, в котором таится выход в эмпиреи.
Одна из барышень – Наташа – первая обратила внимание на живописного молодого пижона и потянула в его сторону подругу…
К радости девиц художник оказался разговорчив и естественен как ребенок: бесхитростно улыбался, отвечая на дурацкие вопросы, без остановки острил и даже позволил Наталье сделать мазок кистью по своему холсту. При этом его лапа уверенно и одновременно мягко направляла девичью руку, и этот дуэт оставил эффектный завиток на холсте.
– Как красиво получилось! – умирала от удовольствия Наташа.
– Да ну, обычное дело, – сверлил ее своим огненным взором художник.
Девица была на седьмом небе от счастья. Радостно щебеча, Наташа написала Буркову свой телефон и кокетливо вложила листок с номером ему в ладонь. Художник, не отрываясь от холста, с беззаботной веселостью скомкал эту бумажку и сунул в карман, не заметив, что Наташа слегка нахмурилась, задетая подобной небрежностью. Однако уже через мгновение девушка расплылась в улыбке: при всем желании долго обижаться на этого сияющего хиппи было просто невозможно. В такие вдохновенные