– Тут я вмешался, – перебил ее Василич, – смотрю Танюшка, как под гипнозом стоит, не шолохнется! Говорю этой тетке: “Простите, а вы кто, собственно, будете?” А она будто не слышит меня, сверлит ее взглядом своим, а потом прочеканила: “Грешник, думаешь?! Самоубивец?! Виноват?! Так это не вам решать! Господь разберется, кто виноват! Без вины виноватый он! Матери передай не забудь! И сама брата не забывай!”
– Я ещё немного постояла, глядя, как уходит она в сторону часовни, – продолжила Татьяна, – испугалась, конечно. Кладбище то старое, мало кто там уже хоронил, в основном те, у кого места были забиты или самоубийц, почти на краю кладбища. А потом успокоилась, связав это с тем, что хоронили мы его не рядом с кем то, а отдельно, родни у нас там не было. Вот бабуся и решила, что самоубийцу мы хороним, советов надавала, а мне от страха померещилось, что она и правда что-то знает о нашей семье. Матери рассказала, так тут же пожалела, крику было, мама дорогая! А потом у батюшки в церкви спросила, когда Павлика крестили, тот сказал, что ни молиться, ни свечи ставить за таких в церкви нельзя, поминать тоже нельзя, нужно просто простить все обиды ему и забыть. Вот мы и забыли!
Мы поболтали ещё с полчаса, вспоминая общих знакомых и их судьбы, и я засобиралась домой. Танюшка с Василичем загрузили пакеты урожаем, не смотря на мои протесты, и зазывая в следующий раз приехать с детьми, пошли со мной к машине. Но дойти мы не смогли! Татьяна в шагах пяти от ворот вдруг остановилась, как вскопанная, я проследив ее взгляд, увидела возле моей машины Гаврила-Александра. Он стоял, жестикулируя руками, и беззвучно открывал рот.
– Душенька, что с тобой?! – бросив пакеты, подбежал Василич к побледневшей, как мел, жене. – Плохо, да? Сердце, да?
Вдруг над нами пронёсся глухой голос, как будто из банки:
– Ждиии! Здесь ждиии!
– Ждииии,– донеслось эхо до меня, хотя какое эхо может быть на ровном участке дачи. У меня волосы на голове зашевелились от ужаса.
– Ждиииии! – ещё грубее пронесся голос и видение исчезло.
– Ева! Ева! – сквозь вату услышала я взволнованный голос Василича. – Помоги! Танюшка в обмороке!
Глава 11.
– Я его видела? Видела? – спросила Татьяна, придя в сознание.
– Кого ты там видела, не знаю, но напугала ты нас сильно, – проворчал Василич, поправляя подушку на огромном кожанном диване с деревянной спинкой. Диван этот был настоящим раритетом, во всяком случае, я такой раньше никогда не видела, даже в кино. Черная гладкая, местами вытертая кожа на сидении, частично на спинке, с округлым валиком на месте сгиба, резные деревянные подлокотники и верхняя часть спинки с потускневшим зеркалом. Татьяна занимала меньше половины этого гиганта с прошлого века, рядом суетился Василич со стаканчиком разведенных сердечных капель. – Выпей вот! Давление у