– Какой-то их комиссар, секретарь, или как там этого негодяя называют, пошел в замок – я проследил за ним.
– В самом деле? – спросил Эверард.
– Святая истина, говоря твоими словами, – продолжал Уайлдрейк. – Каких-нибудь полчаса назад я бродил там, искал тебя и заметил свет в замке. Иди-ка за мной, сам увидишь.
– В северо-западном крыле, – спросил Эверард, – в окне той комнаты, что называют гостиной Виктора Ли?
– Ну да, – продолжал Уайлдрейк, – я ведь долго служил в отряде Ленсфорда и привык к патрульной службе… Вот я и сказал себе: «Будь я проклят, если оставлю свет у себя в тылу и не узнаю, что там такое». К тому же ты, Марк, столько рассказывал про свою хорошенькую кузину, вот я и подумал, почему бы мне не посмотреть на нее.
– Безрассудный, неисправимый человек! Какой опасности ты подвергаешь и себя и друзей своих из-за собственного беспутства! Ну, рассказывай дальше.
– Клянусь этим дивным лунным светом, ты, кажется, ревнуешь, Марк Эверард, – рассмеялся его веселый спутник. – И напрасно. Я хоть и стремился поглядеть на эту даму, но честью своей был защищен от чар твоей Хлои… Потом, дама ведь меня бы не увидела и не смогла бы сделать сравнения не в твою пользу. Ну и, наконец, дело обернулось так, что мы с ней не встретились.
– О, в этом я уверен. Мисс Алиса ушла из замка задолго до заката и больше туда не возвращалась. Что же ты там увидел, раз понадобилось столь длинное вступление?
– Да ничего особенного, – ответил Уайлдрейк, – я забрался на какой-то карниз (я ведь лазаю, как бродячая кошка) и уцепился за плющ и лозы, растущие вокруг; поэтому я и смог свободно заглянуть в комнату, о которой ты говоришь.
– Ну и что же ты там увидел? – строго спросил Эверард.
– Я уже сказал: ничего особенного, – ответил роялист, – теперь ведь не диво, что чернь пирует в королевских или дворянских покоях. Увидел я, как два мошенника опустошают солидную флягу бренди и жрут огромный жирный пирог с олениной прямо на дамском рабочем столике. Один из них бренчал на лютне.
– Негодяи бессовестные! – вскричал Эверард. – Это же лютня Алисы!
– Молодец… Очень рад, что расшевелил такую флегму, как ты. Я нарочно подбросил в свой рассказ лютню и столик, хотел высечь из тебя хоть искру человеческого чувства, святоша ты этакий!
– Что это были за люди? – спросил молодой Эверард.
– Один, как и все вы, – фанатик с кислым лицом, в обвислой шляпе, в длинном плаще – должно быть, это и есть тот комиссар или секретарь, про которого я слышал в городе; другой – коренастый, здоровенный детина, за поясом – охотничий нож, черные волосы, белые зубы и веселая улыбка, рядом с ним – огромная дубина. Думаю, что это здешний егерь или оруженосец.
– Первый, должно быть, любимец Десборо, Верный Томкинс, – заметил Эверард, – а другой – егерь Джослайн Джолиф, Томкинс – правая рука Десборо, индепендент, на него нисходит благодать, как он сам говорит. Кое-кто думает, что дело тут в ловкости, а не в благодати.