Сторож направился в темную кладовую, состоявшую из двух захламленных каморок. В дальней на стеллажах в разнокалиберных коробках из-под печенья и конфет валялась всякая мелкая всячина: значки, монеты, часы, колечки. В углу – железный сноп клинков – от совсем ржавых до слегка почищенных, а также свернутый ковер, в квитанции поименованный персидским прошлого века, а на самом деле – плебей-самозванец. В другой комнатушке помещался письменный стол, но не антикварный, а просто старый. На столе пылились газеты полугодовой давности, каталоги, открытки, поздравлявшие хозяев с Пасхой, визитки и обрывки бумаги, испещренные цифрами, два-три эротических журнала. Сторож включил облезлую настольную лампу. Ее безжалостный свет выхватил из темноты заросшую коростой кофеварку, черствую булочку и немытые чашки. Осуждающе покачав головой, сторож собрал грязную посуду и ступил в полутьму торгового зала, держа направление к туалету. В это время девушка сонно заворочалась. Сторож был уже не рад, что поддался жалости и притащил ее сюда: проснется и что-нибудь обязательно расколошматит. Рядом с ней как раз на круглом столе стоит обеденный сервиз и немецкие фарфоровые безделушки. Вот и следи теперь за ней, вместо того, чтобы заварить спокойно кофе, развернуть не спеша газету… А теперь придется подстелить газету под кофейную чашку, чтобы не испортить прилавок, и глотать кофе в темноте. Может, она все-таки придет в себя? Сторож прислушался…
Едва Юля открыла глаза, как почувствовала ломоту в затылке. Перед ней темнели силуэты мебели и граммофонной трубы на фоне зарешеченного окна. Болела шея. Волшебно мерцали вазы и бокалы в непривычном количестве. Огромная супница основательно заняла собой пространство круглого стола, а темные пятна тарелок окружали ее. Под ногами торчали трубы целого полчища самоваров. Из золотых окладов осуждающе поглядывали темноликие существа.
Юля попыталась встать и обнаружила отсутствие ботинок на ногах. Но пол показался ей будто живым – теплым. Если это рай, то зачем здесь граммофон и самовары? А ложками и вилками что здесь делают? Прямо перед ней – застекленный прилавок, в котором, словно снег на рождественских открытках, посверкивали какие-то вещички. Все дальнейшее терялось во мраке, из которого возникла расплывчатая фигура с вопросом: «Как дела?»
– А это что, музей?
– Нет, морг, совмещенный с кладбищем.
– Милое местечко!
– Особенно в час ночи.
– Ой! – Она начала лихорадочно рыться в рюкзаке и по карманам, но там завалялось лишь несколько монеток. –