Ну, тут я заартачилась. Конечно, очень хочется себя, наконец, красавицей ощутить, но денег как-то жалко. Тем более, на днях уже отдала кругленькую сумму за надежду, поэтому, думаю, с красотой и повременить можно. Надежда – она главнее.
Поперекидывались мы взаимоуважением с лекторшей минут пятнадцать, поняла она силу моей мысли и за подружку мою взялась. А та прямо ей так в глаза и говорит: не буду платить, я в интернете и так всего начиталась, сама умная. Лекторша к мамаше бросилась. Ну что вы, говорит, такая упрямая? Для вас же курс послезавтра на русском языке открывают, эксклюзив! Когда еще таких как вы наберем? Платите теперь, и будет вам хорошо.
А мамаша опять за свое: нет, говорит, проблем у меня, дочка во всем виновата, и снова в слезы. Нет, думаю, бежать отсюда пора. Мамаша никогда от своего не отступится, да и лекторша тоже схватилась за нее, как утопающий за круг спасательный. Мне ее даже жалко стало: ну что она своему начальству завтра доложит – три часа казенного времени, булочки получерствые на угощение, и все коту под хвост!
Ушла я в двенадцатом часу, на занятость сослалась. На следующий день звоню подружке, спрашиваю: ну, чем дело закончилось, кто кого в несостоятельности убедил? Оказалось, мамаша выиграла – до часу ночи лекторшу держала, но не сдалась. Вот такие мы крепкие женщины – беспроблемные. А проблема-то, оказывается, у лекторши была: ну не умеет она убеждать, и все тут.
Светлана Бломберг
Вчерашнее завтра
Г. М.
В самом начале декабря над таллинскими башнями висит сырая пелена. Сырость забирается под одежду, ноги загребают слякотное месиво, расцвеченное радужными бензиновыми подтеками и черными мазутными кляксами. Фонари обомлели в расплывчатых нимбах, резко орут опустившиеся до мусорных контейнеров чайки. Время от времени грязные комья вываливаются из водосточных труб прямо под ноги прохожих. В такое время хорошо с друзьями сидеть в кафе, поглядывая в окошко на тех, кому есть куда спешить. Безвременье – еще не вечер, но уже и не день. Человечество за окнами кажется бесформенной массой, как комья снега, летящие в окно. И в этой массе только при большом желании можно разглядеть отдельного, без фантазии одетого господина средних лет, семенящего меж луж на работу, в антикварный магазин, который ему предстоит сторожить с семи часов вечера до семи утра. Примечателен он только тем, что ему совсем не безразличны лужи: на нем новые, очень дорогие ботинки. Перепрыгивая через проталины, он пересекает улицу и заходит в кафе «Пярл». Здесь он привык покупать булочки.