– Давно я столько не ходил. Но где Циона, где Авраам… – пан Конрад понимал, что женщина, вряд ли ему что-то скажет:
– Эстер Горовиц, несомненно. Циона мне говорила, что она в Польше обретается. Говорила, и описывала… – Циона знала родственницу только по снимкам в альбоме.
Конрад смотрел на сосредоточенное лицо. Она умело вскрывала тайник, в дне чемодана. Доктор Горовиц, с изящным, немного длинным носом, с голубыми, холодными глазами, с твердым подбородком, и высоким лбом, могла бы сниматься для обложек нацистских журналов.
– И не скажешь, что она еврейка… – понял Конрад, – с таким лицом, конечно, удобнее… – крышка поддалась, она отложила кинжал. Доктор Горовиц носила немецкий пистолет вальтер, на нарах Конрад заметил автомат. На ремне женщины висела пара гранат:
– Меня расстрелять могут, – подумал Блау, – партизаны люди решительные. Откуда у меня, человека с документами рейха, появилась рация… – Эстер узнала передатчик. Похожая рация, ее собственная, погибла от очереди немцев, во время прошлогоднего восстания в гетто:
– При парне девица болтается, и сумасшедший, то есть якобы сумасшедший. Парень немец, по паспорту… – документы герра Блау и словацкий паспорт девицы, без фотографии, Эстер принес пан Ян, крот Армии Крайовой в коллаборационистской полиции. Он внимательно следил за подозрительными пассажирами, в поездах. Пан Конрад, по бумагам, уроженец Бреслау, Эстер, в общем, даже понравился:
– Лицо у него приятное… – она заметила золотой зуб, во рту парня:
– Ему четвертый десяток, по виду. Мой ровесник… – девицу и сумасшедшего тоже привели на базу, но пока держали раздельно. Разогнувшись, Эстер отложила кинжал. Голубые глаза презрительно, взглянули на Конрада:
– Откуда у вас эта вещь, и не вздумайте мне лгать… – Блау открыл рот, снаружи послышался треск автоматных выстрелов.
Скальпель с грохотом полетел в немецкий лоток. Белую эмаль немного испачкала кровь. Блау, со свистом втянул в себя воздух:
– Теперь, немного, больно, пани Звезда.
Эстер, рассеянно, отозвалась:
– Будет больнее, но морфия я вам больше не дам, потерпите. Пулю я вынула, надо наложить швы… – Блау сидел на топчане, в грязных брюках и пропотевшей, с потеками крови, нижней рубашке. Заднюю часть большой, командирской землянки, где жила Звезда, занимал, как выражалась женщина, лазарет. Операции она делала при свете старомодной, керосиновой лампы.
Стычка с немецким патрулем, забредшим на горную тропу, не заняла и четверти часа. Эсэсовцы наткнулись на возвращающегося с востока связника.