Сварив себе большую кружку кофе на печке, оттянув ее на край «на чуть-чуть», я обжегся и, сунув палец в рот, забрался в холодильник к эклерам и сервелату, опять подумав: «А чего я, собственно, хотел? Да, вооот, чего я хотел. С самого утра, причем. Говорила тебе мама, не ковыряйся долго в носу, сынок, больно будет. Все очень просто на самом деле. Кофе. Много кофе. Кружки сервелата на толстом ломте хлеба. Много кружков сервелата. Эклер. Нет, два эклера. Идите ко мне, маааленькие»…
– Здравствуйте! Извините, у вас открыто.
Будто ушат ледяной воды жахнули на голову.
Голос, мало сказать, испугал меня. Он меня буквально пригвоздил к холодильнику. В этой глуши, куда после пяти вечера ни одна приличная электричка не пойдет, и не поедет ни один уважающий себя водитель, услышать незнакомый голос, когда уже дело к ночи…
Я медленно выпрямился.
Существо, закутавшее нос в какой-то невообразимо витиеватый шарф, в спортивном комбинезоне и тапках на белые носочки стояло на пороге.
– Ума не приложу, откуда вы здесь взялись? – растерянно пожал плечами я.
Стоял я босиком, в трусах и теплой вельветовой рубахе с расстегнутыми манжетами, той самой, с полки в шкафу, где лежит то, что когда-нибудь обязательно пригодится. Нда. Вот и пригодилось. Поэтому холодильник я не закрыл и стоял за дверцей, как за щитом, благо у «Бирюсы» дверка не так огромна, как у современных монстров.
– От соседей. Спички у вас есть? Одолжите, пожалуйста, – существо с малиновым от холода носом длинно шмыгнуло.
Нельзя было не заметить, что, начав оттаивать, она становилась очень даже прехорошенькой. Но знаю я эти хитрости… И кофе, гад, стынет!
«На жалость давит, – раздраженно думал я, – да, что мне спичек жалко, что ли?!»
– Вон там большой коробок, – кивнул я на этажерку для обуви, которая на самом деле использовалась для чего угодно, только не для обуви.
Девица громко чихнула и, вдруг поскользнувшись в своих тапках, рухнула на пол.
– Ну, что же вы, в самом деле! – рявкнул я, бросившись к ней. – В этих тапках!
Тапки ее, покрывшись ледяной коркой, страшно скользили. Кое-как поднявшись, она виновато на меня посмотрела грустными глазами. И взяла спички.
– Извините, я помешала вам.
– Нет, ничего страшного.
– Извините, пожалуйста. Я верну спички.
– Ничего, ничего. Пожалуйста, берите.
Тут только до меня стало доходить, что я стою уже не за дверцей холодильника, а как есть, во всей, так сказать, красе, и раскланиваюсь. Боже, какой идиот. Я шумно выдохнул.
– Идиотское положение, если вы понимаете, о чем я.
– Кажется, понимаю.
– Я должен одеться.
– Да,