– Ага! Вся компания в сборе.
Мы, все трое, обалдело уставились на входную дверь. Та была распахнута настежь, сквозняк пролетел по дому, вырвался за балконную дверь, вернулся с горстями снега и принялся издевательски закидывать нас. В проеме входной двери возвышался Мефодий Маркович собственной персоной.
– Когда впервые начали появляться черные книги, никому и в голову не приходило связать их с кострами святой инквизиции… А ведь именно предательство книг, сожжение порождает эту особую субстанцию, наделенную волей и желаниями. Отдайте мне книгу, Эдуард! В ваших руках – это зло в чистом виде.
Он шагнул в зал и протянул руку, чтобы вырвать у меня книгу. Жилы у него на запястье вздулись и я вдруг впервые подумал: «А ведь ему много лет». И отступил к окну.
– Наш век – время беспрецедентного предательства в отношении книг… их хранят в сараях, выбрасывают на помойки, жгут… из книг выпиливают безделушки – как из особой породы древесины! … их не читают.
Мефодий подбирался ко мне, а я все отступал, кружа по комнате вокруг стола под музыку «Войны миров».
– Если бы не такие писатели, как Минор Ласточкин – мир уже давно погряз бы в пучине войн и пожаров… к счастью, его книги, сгорая, превращаются в простой пепел без капли черной горечи – так он служит делу спасения мира…
Я заметил какое-то движение и скосил глаз на Сырбачеву. Она держала на коленях какую-то книгу и быстро-быстро листала ее – одними кончиками пальцев.
– Отдай мне книгу, малыш… Я тысячу лет не сплю ночей, жду ученика… но тебе еще рано… – Мефодий покачнулся, мягко оседая и удивленно глядя на Вику. Клюнул носом в ее сторону, запнувшись на ходу – и обрушился на пол, роняя журнальный столик и торшер. Зазвенели осколки хрусталя, запрыгали во все стороны.
Огромная фигура, распластавшись, заняла все свободное пространство в зале. Я перескочил через торшер, склонился над библиотекарем:
– Мефодий Маркович! Вам плохо?
Его глаза были закрыты, я нерешительно коснулся воротника пальто. Огромная ручища схватила мое запястье – какие у него огромные худые руки! – и Мефодий просипел:
– Эдуард, что… не трогай черную книгу… не… нельзя, но я… не успел… ты, надо читать, я…
– Что надо читать? Что с вами?
– Я сейчас… – и вдруг выдохнул горячим шепотом на одном дыхании: – Эдик, я кончился – время пришло. Я стал книгой. Читай меня, чтобы вернуть. Оживить. И ты – ты сам – не пользуйся! – ты чернокнижник, и я – но забудь все заклинания, иначе… Читай меня, пожалуйста! Мы одной крови!…
Его лицо потемнело, рука ослабела, соскользнула с моего запястья. Весь он как-то уплощился, сделался как будто картонным, потом карикатурно-картонным, шире и короче, – фигура начала меняться в пропорциях