I. Полицай
Это случилось очень давно, в стране, которой больше нет, в эпоху, о которой врут много и вдохновенно. По стране шла война. Шла уже целый год, покрывая её просторы трупами и оплавленным железом. Молодой лейтенант очнулся в госпитале после ранения, далеко от дома, в городке, занятом врагами. Он выжил, но лишь затем, чтобы очень скоро погибнуть в лагере для военнопленных.
Он не хотел умирать. Он не мог поверить, что его только начавшаяся жизнь уже закончилась. Она и без войны не баловала его радостями, – с высоты сегодняшнего дня жизнь этого парня и вовсе может показаться убогой, – но тем горше было осознавать, что всё закончится мучительной смертью от голода, болезни или пули в затылок. Это было несправедливо.
Судьба, как это часто бывает, предложила ему два совершенно негодных выхода из положения. Он мог примкнуть к горстке военнопленных, которые собирались бежать из госпиталя и проникнуть за линию фронта, к своим; другая возможность – перейти на сторону врага. Первый путь был высок и труден и мог закончиться смертью, ещё более мучительной, чем в лагере. Второй обещал жизнь, но для этого надо было изменить присяге и отечеству. Не выбор, а злая насмешка.
И всё-таки парень выжил. Он нашёл третий путь – перешёл на службу врагу, дав себе слово жить так, чтобы после войны, чем бы она ни кончилась, ему было не в чем себя упрекнуть. Конечно, это был самообман. Но наш герой был только человеком и верил в то, что говорил. Его выпустили из госпиталя, поставили на квартиру, назначили жалование и продовольственный паёк. Что же до благородных намерений, то за них поблажек не полагалось. Теперь он был полицаем – грязью на сапогах завоевателей.
– Опять явились, ироды? – сказала тощая старуха в первой же хате, куда он с напарником пришёл осуществлять реквизицию тёплой одежды. – Что вы всё ходите? Всё ж забрали уже, сколько можно?
– Приказ, мать. Не слышала? – по-хозяйски проходя в комнату, ответил напарник. – Доставай тёплые вещи.
– Нет у меня ничего.
– Давай-давай. На дворе осень. Или хочешь, чтоб твои освободители задницы себе отморозили?
– О ком толкуешь-то?
– Смотри, бабка – пойдёшь у меня как вражеский элемент. Может, ты и бандитов тут прячешь?
– Партизан что ли?
– Да.
– Вон мой партизан, – старуха показала на кровать возле окошка. – Отвоевался.
На кровати под одеялом лежал старик, глаза его были открыты, но он молчал.
Приличных вещей в доме, и правда, не оказалось, зато под стариком нашёлся мешочек соли килограмма на два.
– Паразиты, – говорила им вслед старуха. – Мы же с голоду помрём.
– А ты работать иди. Нечего дефицитом спекулировать.
– Ироды. Кровопийцы. Управы на вас нет.
Напарник только посмеивался. У новоиспеченного полицейского горели щеки.
– Постой, Петруха.– услышал он во дворе. – Есть куда отсыпать?
Сначала