– Вера, прекрати. Я не твоя мать. Я никогда не разделял ее мнения относительно тебя. И, хоть ты и не веришь, я люблю тебя, и действительно желаю тебе счастья.
Я молча смотрела на папу, а он продолжил.
– Я считал, что это твоя очередная выходка, чтобы меня позлить, но что-то очень она затянулась. Вот я и решил проверить, может ты уже наигралась и хочешь домой, а вернуться самой гордость не позволяет. Но теперь я вижу, что это не прихоть, что ты и правда счастлива с этим парнем. Я рад за тебя, дочь.
Впервые в жизни я увидела проявления чувств со стороны папы. Наверно он и сам был удивлен этому. Надо же, он сказал, что любит меня, и его никто за это не убил. Стало быть, не такое уж это и преступление проявлять чувства к своему ребенку.
– Знаешь, к Ване твоя мать меня вообще не подпускала, говорила, что нечего сопли распускать, из сына надо мужчину делать, а не тряпку. Думаю, к девочке это не относится?
Папа посмотрел на меня выжидательно.
– Ты припозднился с этим на двадцать три года, – спокойно сказала я, – но лучше поздно, чем никогда.
На том балконе, в день моего двадцать третьего дня рождения мы наконец-то помирились с отцом, в тот день началась наша счастливая жизнь отца и дочери.
Спустя почти два года совместной жизни с Пашей наши чувства слегка ослабли. Мои уж точно. Я начала оглядываться вокруг, и что я увидела? Мы худо-бедно жили, зарабатывала в основном я, он говорил, что дела у института в котором он работает все хуже и хуже, государство его почти не финансирует. На мое предложение сменить работу он выкатил на меня глаза, как так? как я вообще могла ему такое предложить? Ведь он же любит свою работу! Я подумала, что он, наверное, прав, и что я не должна давить на него, не приведи господи превратиться в маму! Я брала все больше часов в университете, потом еще одна преподаватель английского ушла в декрет и я взяла ее группы, полностью перекрыв ее. Дома я бывала редко. От Паши не было ни малейшего недовольства о том, что готовил теперь преимущественно он, да и убирал тоже.
Спустя два с половиной года совместной жизни мне стало скучно. В моей жизни была только работа, она мне нравилась, но я была молода, а в новом городе у меня не было друзей, мне хотелось ходить на выставки и в музеи, мы же в Питере! Я с удивлением понимала, что мои чувства к Паше проходят. Как не пыталась я их подогреть, они улетучивались как эфир в воздухе. Я помню момент, когда я поняла, что больше не люблю его. Горю моему не было предела. Я не понимала, как это может пройти?! Ведь была такая любовь! Даша говорила, что это и есть настоящая любовь, а в моем понимании настоящая, это вечная любовь. Спустя несколько дней дум я пришла к выводу, что всякая любовь проходит. Как бы сильна она ни была, как бы страстна ни была, самозабвенна, жертвенна, всепоглощающа, или же напротив легкая влюбленность или увлеченность, крайний интерес… все проходит. (Не зря Вишневский сказал в одной своей книге «из всего,