Это было величественное зрелище: овальный проход не более десяти метров в ширину и почти километр в высоту, прорубленный в узкой скале. Видимо, на вершине скалы – там, где когда-то находился телескоп Галилея – образовалась большая дыра, и в пещеру струился яркий лунный свет.
Вопреки ожиданиям, внутри пещеры почти не было каменных обломков и даже пыли. Небольшое каменное возвышение в самом ее центре под серебристым потоком лунного света выглядело, как бесхозный пьедестал сбежавшей статуи.
Стас, вздрагивая от гулкого эха собственных шагов, пересек освещенное пространство и подошел к возвышению, верх которого находился на уровне Стасовой груди.
У него замерло сердце, когда он увидел, что на поверхности возвышения лежит большая тетрадь в обложке из твердой тисненой бычьей кожи, с обтрепанными краями и толстыми от старости страницами. Поверх тетради лежал небольшой кусок пергамента, на котором каллиграфическим почерком было выведено «Propter Stanislai».
Стас будто бы услышал, как во время их первой встречи с Галилеем тот обращался к нему своим хрипловато-скрипучим голосом «Станѝслав» – именно с ударением на втором слоге, а не так, как произносилось его имя на современной Земле. «Для Станѝслава».
Было решительно непонятно, как все это могло произойти: горы рухнули, а в пещере уцелело в полной чистоте и неприкосновенности послание Галилея ему, Стасу. Ведь не мог же Галилей знать, что ему предстоит сгореть, и подготовиться к этому, оставив своему горе-потомку некое загадочное наследство!
Или мог? А если мог – тогда зачем он вообще оказался в Долине? Может, он был уверен, что смерть неизбежна?
Стас тогда постарался пресечь поток все возникавших и возникавших вопросов, поскольку поиск ответов на них представлялся явно безнадежным. Конечно же, он захватил тетрадь с собой – но полетел с ней не в институт и не на развалины Долины: он улетел тогда очень далеко, в район того, что посчитал Четвертыми горами, отстоявшими от Третьих километров на сто.
Эти предполагаемые Четвертые горы не так сильно пострадали от дестабилизации, как все остальные, и Стасу удалось найти практически не тронутый разрушением уголок. Там он и провел еще два дня, с трудом расшифровывая старинные письмена Галилея – то латинские, то староитальянские.
В тетради были чертежи каких-то изобретений, разобраться с которыми Стас так и не смог, соображения Галилея по поводу происходившего на Другой Земле на протяжении четырех веков ее существования, описания возможностей, которыми обладал сам Галилей на Другой Земле…
С какого-то момента на страницах начало мелькать его, Стаса, имя. С удивлением Стас обнаружил, что многие из его поступков Галилей предсказал за много лет до того, как Стас оказался