Я поем… Что-то нормальное, пусть и сухое… Я поем, поем, поем! Набью желудок чем-то, кроме таблеток…
Напомнив себе о том, что стоит отыскать еще и аптечку, я рывком разорвала пачку с макаронами и начала есть, перемалывая на своих зубах все, попадавшее в рот, в мелкую, хрусткую крошку. Это была редкостная дрянь, которая резала меня изнутри, когда я ее жевала.
Кровь из десен запенилась у меня на губах, а я все грызла и грызла макароны, издавая истеричное, нервное хихиканье. Розовая жижа, похожая на грязь, вылилась из меня вместе с подобием рвоты, когда мое тело, наконец, скрутило в приступе боли. Желудок внутри предательски сжался и готов был взвыть, но все равно терпел и принимал пищу, а я ела через силу, жмуря глаза и вымученно скалясь.
Больно… Больно, грязно, противно и мерзко… Я бы с радостью сварила все это и скормила самой себе… Но нет электричества. Ничего нет. Нужно просто есть всякую дрянь и радоваться тому, что у меня есть хотя бы этот пакет… Который уже почти пуст.
Вода слабой струйкой текла из крана в пустую бутылку из-под минералки, которую я все же догадалась прихватить с собой из того злосчастного магазина.
Мне хотелось смеяться и плакать одновременно, но я стойко терпела все это жизненное издевательство и пыталась наслаждаться тем, что у меня было – слабой струйкой воды и ноющим, разрывающимся желудком, который, казалось, наелся колючей проволоки.
«Теперь я не могу есть макароны в таком… сухом виде, это так больно… Нужно что-то придумать, я знаю это. Я бы с радостью что-нибудь придумала, но не могу. Физически не могу.
Я сижу на кухне и жду, пока бутылка наполнится водой. С пола на меня смотрит маленький трупик, выпавший из холодильника этой «девушки».
Я еще о ней не писала… У нее очень красивые рыжие волосы, чей цвет я смогла понять без лишних вопросов или взглядов. Не могу поверить в то, что такие красавицы становятся… монстрами. Это странно. Так не должно быть.
Хотя, о чем я вообще пишу? Никто не должен заражаться такой дрянью и лишаться разума… Никто».
– Придется пришить еще листы… Я забыла нитки дома… – отпив из бутылки и вновь поставив ее наполняться, я спрятала дневник в рюкзак и, оставив его на столе, прошлась до чужой спальни, после чего обогнула дверь, лежавшую на полу, и нехотя попыталась порыться в вещах той «девушки».
У нее была лишь разноцветная, плохая одежда. Мужская, женская, детская… Меня вновь передернуло от полного осознания того, что я нашла в холодильнике, и макароны заерзали в желудке иголками дикобраза, заставив меня опомниться и приняться обыскивать ящик явно старого деревянного комода.
Нижнее белье, духи… Откупорив последние и принюхавшись, я скривилась, не выдержав столь стойкого и терпкого аромата, а вот их обладательница, все еще лежавшая наполовину в квартире, а наполовину на улице, зашевелилась, принявшись