Особый восторг у Анны вызвал вид старой церквушки, некогда, вероятно, весьма живописной, но теперь совершенно заброшенной. Стоя на пригорке с обрушенной колокольней, накренившимся куполом и заколоченными окнами, словно обезумевшая и ослепшая старуха, она доживала свой век покинутой и никому не нужной.
Запечатлев это грустное зрелище, Анна села в машину, и мы медленно покатили по расхристанной весенней сельской улице, бережно объезжая лужи, а из окошек за нами следили внимательные глаза, на шум двигателя удивленно разгибались спины местных жителей с лопатами и граблями, бабки на завалинке удивленно примолкали и даже куры переставали выискивать червяков, выползающих к поверхности нагретой солнцем земли, и дружно поднимали головы. Видимо, проезжие случались здесь нечасто. Но никто нас не окликнул, не поинтересовался, куда и зачем.
Когда-то, видимо, это было большое село, но теперь более половины домов выглядели совершенно заброшенными: черные провалы крыш, покосившиеся стены, завалившиеся щербатые заборы, за которыми виднелись неопрятные заросли кустов да старые корявые яблони с замшелыми стволами – тоска по минувшим временам, которую не могла развеять даже витающая повсюду жизнерадостная дымка майской зелени. Я подумал, что в то время как коттеджи и дачные поселки все более плотным кольцом окружают города, исконная русская деревня неслышно испускает дух в таких вот отдаленных уголках, и не далек тот день, когда она совсем исчезнет…
Улица закончилась, но дорога уходила дальше, скатываясь с холма к парящей в облаке распускающейся листвы березовой роще.
– Посмотри, что там впереди, – попросил я, и Анна уткнулась в айфон.
Через минуту она пожала плечами:
– На карте ничего нет.
– Тогда, может, устроимся возле тех березок? – предложил я, поскольку утром променял завтрак на Дебюсси и детский альбом с фотографиями и теперь ощущал тянущую пустоту в желудке.
Анна расстелила покрывало на теплой, покрытой ковром из коричневых прошлогодних листьев земле, сквозь который пробивался нежно-зеленый ворс свежей травы, достала стильную корзинку для пикника, что я подарил ей на шестнадцатилетие, зная, что моя подруга обожает подобные буржуазные штучки. Ныне корзинка обрела вид бывалой, чуть ли не винтажной вещицы, поскольку сопровождала нас во всех довольно многочисленных поездках.
– Здесь что-то не так, – слегка сведя брови, Анна смотрела на экран айфона. – Написано: «Усадьба», она должна быть вон там, за рощей, я уже было обрадовалась, ты же знаешь, я обожаю старину. Но на изображении со спутника не видно никаких построек.
Я в этот