Мы выехали на главную дорогу и по указаниям, полученным от Берди, нашли дом, в котором Гвинет снимала комнатку над аптекой. Точнее, это был крохотный домик, зажатый с двух сторон между большими магазинами. По одной стене поднималась узкая лестница на второй этаж – который, как я предполагала, занимала Гвинет. Это была надстройка, уходившая уступом вглубь от линии домов, шириной всего в размах рук. В ней наверняка не было водопровода и даже таких элементарных удобств, как туалет. Меня очень интересовала жизнь Гвинет за пределами таверны. Она никогда о ней не рассказывала, а если расспрашивали, отвечала туманно, неопределенно и тут же переводила разговор на другие темы – от чего мое воображение лишь пуще разгоралось. Мне представлялось, что она живет в каком-то куда более необычном или таинственном месте, чем каморка над аптекой на многолюдной улице.
Мы спешились, и я дала Паулине подержать поводья Отто, сказав, что сбегаю наверх за Гвинет, но та вдруг показалась из сапожной лавки напротив, с ребенком лет шести или семи, очаровательной девочкой с темно-рыжими кудряшками по плечи и россыпью солнечных искр на носу и щеках. В руках в нее был маленький сверток, который она любовно прижимала к груди.
– Спасибо, госпожа Гвинет! Я пойду поскорее покажу маме!
Девчушка бросилась бежать и скрылась в одном из переулков.
– До свидания, Симона! – крикнула Гвинет и, хотя девочки уже не было видно, продолжала стоять, глядя ей вслед. Ласковая улыбка в глазах, нежность во всем облике. Такой Гвинет я еще не видела.
– Она очень хорошенькая, – выкрикнула я, чтобы привлечь ее внимание.
Гвинет, вздрогнув, разом выпрямилась и обернулась к нам. «Вы сегодня рано», – бросила она.
Она перешла на нашу сторону улицы, придирчиво осмотрела кривые зубы Дьечи, шумно высказывая сомнение в том, что этому существу когда-либо доводилось ходить под седлом. Мы и правда этого не знали, но в упряжи ослик выглядел недурно. Когда Гвинет наклонилась проверить подпругу, мимо с грохотом проехала телега с обедами для портовых рабочих, и воздух вокруг наполнили волны аромата жирного копченого угря. Хотя я не слишком жаловала этот местный деликатес, но запах нельзя было назвать неприятным – однако Паулина зажала рукой рот. С ее лица сбежала краска, девушка согнулась пополам, и ее завтрак оказался на мостовой. Я хотела поддержать ее, помочь, но Паулина меня оттолкнула, и ее снова вывернуло на мостовую, так что брызги разлетелись во все стороны. Теперь ее желудок наверняка пуст, подумала я. Паулина выпрямилась, прерывисто вздохнула, но ее руки были прижаты к животу в защитном жесте. Я поглядела на этот жест, и на миг весь мир вокруг нас исчез.
О, боги благословенные.
Паулина?
Догадка прошила меня, как удар кинжала. Неудивительно, что она в последнее время такая бледная и так быстро устает. Неудивительно, что она так растеряна и встревожена.
– Паулина, – прошептала