пока вдали не стих шум двигателей. На какое-то время установилась полная тишина, и только усилившийся дождь давал знать о себе, барабаня по броне частой дробью. Но вот с лязгом откинулся бортовой люк и из машины вышли четверо. Двое прижимали к груди артиллерийские снаряды и, судя по опутавшим их верёвкам, были лишены возможности избавиться от обременявшей их ноши. За ними, как тени, следовала ещё пара, но уже вооружённых автоматами мужчин. Все четверо, по щиколотку утопая в грязи, продвигались вдоль опушки леса, с каждым шагом всё дольше отдаляясь от дороги. Никто не разговаривал, в полной тишине слышалось только заполошенное дыхание да чавканье сапог. Здесь, в поле, грязь стала ещё гуще и отрываться от неё приходилось с трудом, каждый раз разбивая зеркало луж крупными брызгами. Для обоих пленников всё было предельно ясно. И без того стеснённые в движениях, они брели, согнутые под тяжестью снарядов, то и дело поскальзываясь и падая в липкую толщу жирной земли. Особенно худо приходилось Ибрагиму. Рана его опять закровоточила и он совсем ослабел. Чеченец шёл, шатаясь из стороны в сторону, падал, но всё же находил в себе силы подниматься снова и снова. Глядя на него, Ивашов почувствовал, как злость уступает место жалости. И когда он увидел, как раненного заносит в сторону в очередной раз, то, не тратя времени на раздумья, подскочил к нему и, не давая упасть, приобнял за плечо. Наблюдая это, Завьялов поймал себя на мысли, что только что готов был проделать тоже самое. «Бред какой-то! – пронеслось у него в голове – Так и вовсе размякнуть можно, а тогда что? Извиниться за предоставленные неудобства и по домам развезти? Тогда зачем удерживали до сих пор! Выдали бы прокуратуре, она всё это сама с удовольствием проделывает, разве только с выводами…» С такими мыслями, разжигая сам себя, плёлся позади ротный, с трудом борясь с накатывавшим на него чувством, так противоречащим тому, что он сейчас собирался совершить. К постоянно нывшему щенку капитан оставался равнодушен, но этот пулемётчик импонировал ему всё больше и больше. «Опять таки, – размышлял он – отпусти мы их сейчас, сколько ещё наших от рук этого сучья погибнет! А погибло уже сколько, кто знает?» С последней мыслью Завьялов окончательно отмёл все сомнения и, приняв решение, скомандовал:
– Стой! Пришли.
К нему повернулись и Ивашов, осознав услышанное, нерешительно отошёл от поддерживаемого им чеченца.
– Чего встал, как вкопанный! – прикрикнул на него Леонид и зло бросил – Доставай!
В последующую минуту, пока лейтенант возился с установкой взрывного устройства, Завьялов выудил из разгрузки тощую пачку, достал последнюю сигарету и закурил. На пленных он старался не смотреть. Снова заныл юноша. Его повизгивание и вой вскоре перешли в истерику и ротный поморщился.
– Покурить бы, командир! – услышал он и повернулся к раненному.
Тот с видимым спокойствием взирал на ротного и лишь лихорадочный блеск серых глаз выдавал его
