Нетерпеливый стук в дверь гостиной испугал задремавшую хозяйку одинокого дома. Она вскочила с дивана, опрокинув чашку с недопитым чаем, которая по традиции ночевала на полу около толстой диванной ножки. Холодный чай выплеснулся на босые ноги.
Стук участился, выдавая раздражение гостя. Обида на чашку разбудила Леру. Она пнула соскользнувший плед и бросилась к двери.
На пороге стоял ОН, в мокрой косухе с поднятым воротником и модной щетиной на лице. Лера дрожала и не верила глазам.
– Родная, что ж ты двери заперла, а ворота нараспашку и калитка открыта? Ну, не стой же, иди ко мне! – Сильный голос встряхнул заскучавший дом.
Лера прильнула к мокрому гостю, желая прижаться к нему каждой клеточкой своего тела, и закрыла глаза, чтобы не выдать слёз.
– Как я мчался к тебе! И не опоздал. Обещал сегодня быть на поминках, сегодня же и приехал, – проговорил он, целуя её волосы.
– Валера, уже почти завтра… – пропела Лера, наслаждаясь тем, как уже мокрая пижама холодит её разнеженное тело.
– Завтра наступит через час, математик. Тем более что протокольно время мы не оговаривали. Все уже разъехались? – пробасил Валерий, сбрасывая обласканную куртку, – Да нам никто и не нужен!
– Никого и не было, на кладбище я была одна и весь день просидела дома, около маминого окна. Такая тоска…
– Ну-ну. Этак стихи начнёшь писать, – заметил гость, избавляясь от объятий женщины в розовой пижаме. Глупого романтизма в стиле влюблённого Пьеро он на дух не переносил.
– Ой, Валер, холодный такой… Я папин свитер принесу, тёплый и… Я мигом. – Слова о тёплом свитере звучали уже со второго этажа.
Вошедший уверенными широкими шагами проследовал в гостиную и остановился в самом центре ковра, раздумывая: разжечь ли камин и согреть ли чаю?
Здесь, на профессорской даче, за чертой суетливой столицы, он любил коротать время, ощущая себя владельцем и деревянного дома, и его приятной хозяйки.
Долгие годы деревянный дом на краю соснового леса пребывал в параллельном измерении, где Валерий и Валерия без оглядки наслаждались друг другом. Иногда казалось, что они одно целое, одна семья, и тайная обитель не допускала на порог реальный мир, жаждущий раздавить любовь, преступившую его законы.
Гость, или уже хозяин, а в сущности и тот и другой, был роста ниже среднего, но стройный и крепкий, как спортсмен-олимпиец. Уверенность в глазах, походке, жестах выдавали в нём человека сильного, способного своей воле, злой ли, доброй ли, подчинять окружающих, но улыбка его была обаятельной и светлой, искренней, как у ребёнка.
И вот сегодня, стоя в сердце золотого вензеля старого ковра, он улыбается. Кажется, что он смотрит вглубь себя и собою же доволен. Только он, Янович, любимец Бога, способен и совершает непосильное для множества