Флот развалился окончательно, и толпы безработных моряков кружили по городу в поисках хоть какой-то работы. Петр не представлял жизни без моря и на берегу найти себе применения не мог. Но больше всего его тревожило то, что своим постоянным присутствием дома он раздражал Марго. И для дочери он не смог стать ни другом, ни авторитетом. Все в семье решала Маргарита: у нее были деньги и власть. И право любить или не любить принадлежало тоже ей. Своего мужа, ставшего теперь «береговым», она пристраивала на разные, как ей казалось, престижные работы, но всякий раз Петр оказывался не у дел. Должного образования у него не было, опыта работы на берегу – никакого, да и привыкнув за пятнадцать лет к вахтовому методу работы в море – четыре часа работать, четыре спать, – он ни морально, ни физически не мог работать по восемь часов в день.
Душа его разрывалась от несправедливости этой жизни, где ему не принадлежало ничего и где он был абсолютно никем. Душа его рыдала от неразделенной любви! Он видел, как жена под любыми предлогами избегает его, как брезгливо отдергивает руку, когда он пытается прикоснуться к ней. Петр жил, казалось, в семье, но совершенно отдельно, – в доме, где его никто не видел, не слышал и не замечал. Он чистил сапоги и туфли жене и дочери, убирал, мыл посуду, ходил в магазины и страдал… Он чувствовал себя одиноким и самым несчастным! Одиночество в семье было для Петра самой жестокой пыткой! Тяжкой душевной мукой! Это чувство разрушало его. Он физически ощущал, что в целом мире никому нет до него дела!
Его друзья, такие же, как он, бывшие моряки, оказались в аналогичных ситуациях. Многие жены сразу развелись с безденежными и безработными моряками и, лишив всего, выгнали их в никуда. И те, став изгоями и для семьи, и для государства, превратились в тех самых бомжей, которых мы видим на вокзалах, в переходах, у магазинов.
Однажды перед Новым Годом в гости пришел закадычный друг Петра – стармех плавбазы «Кронштадтская слава» в прошлом, а теперь «государственный бомж» Иван Карлович.
На судне как-то сразу стали называть его Карлой, и это имя на долгие годы прочно прилипло к нему. Он был невысокого роста, коренастый, с большим, выдающимся вперед животом. Шеи у него как бы и не было, и голова крепко сидела на плечах. Мускулистые руки с твердыми, будто из железа, пальцами навечно пропитались мазутом. Выражение его широкого лица всегда было добродушным и располагающим к разговору. На флоте все уважали его за высокий профессионализм. Моряки знали, что если в рейс идет Карла, все будет в порядке! Торговые суда практически все «дышали на ладан» и требовали постоянного ремонта. Только благодаря таким вот «карлам», работающим в тяжелейших условиях за мизерную плату, продлевалась жизнь судам, которым давно бы пора пойти на металлолом.
Сколько