И чувство окончательно принятого решения придало Облову силы. Он вздохнул полной грудью, почуял, как мышцы налились свинцом, как в душе укореняется твердость, ощутил напрочь исчезнувший страх перед бурлящей стихией толпы. Михаил явственно видел правоту выбранной позиции и впервые за много лет душа воспарилась, он возликовал, его жгло нетерпение, какое-то экстатическое неистовство вскипало в нем.
С ходу, дерзко врезался он в неуступчиво сбившиеся тела мужиков, сразу и не разобрать, кто здесь отъявленный злоумышленник, а кто безмозглый ротозей. Но в целом, они все заодно, безумие парализовало их неискушенные мозги, и уговорами тут не помочь. Грубо, тумаками расчищая себе дорогу, получая и сам здоровенные тычки в спину, он протиснулся в середину людского скопища. Продолжая настойчиво работать локтями, он, наконец, пробился к намеченной цели. Вот она – почти доверху нагруженная мешками подвода. Коренастый, по глаза заросший бородой матерый бугай-селянин, широко, по-хозяйски расставив толстые ноги в смазных сапогах, наставительно указывал двум парням, как лучше пристроить очередной чувал. И тут Облов услышал исполненную самоуверенности фразу:
– Ну и работнички, ядрена вошь, без хозяина ни шагу ступить, – и кулачина протянул раскоряченные пальцы к мешку…
Михаил, спешно подался вперед, решительно ухватил мужика за руку:
– А ну-ка постой дядя! Вели скидывать мешки! Кому говорят, скидай, сука!
Амбал незряче вылупился на Облова, и вдруг, захлебываясь от ненависти, гундося возопил:
– Ребята! Тута какой-то гад не велит мешки грузить! Он, что озверел падла?! Робя, уймите комиссара! Будя ему глотку драть! Не боимся теперича ихнего крику! Уймите его мужики по-хорошему. Не хочу сам руки марать о гниду голопузую! Чего ждете, … вашу мать?!
Длинный парень в чуйке было сунулся, но мигом получил короткий удар по кадыку, храбрец слепо схватился за горло и в корчах рухнул на землю. Облов отпрянул спиной к телеге, принял боксерскую стойку. Безликая, разъяренная свора мужичья, опьяненная своей безнаказанностью и круговой порукой, молча, медленно надвигалась на него. Облов выпрямился, заложил руку за борт пальто. Боковым взором усек, как гундосый битюг, выпростав из телеги увесистый шкворень, заносит его вверх.
– Стоять! Ни с места! – гаркнул Облов. – Стоять, кому сказал! – и выхватив револьвер из-за пояса, остервенело потряс им.
Толпа