Воздух резанул нещадный локомотивный гудок, со стороны вокзала, по запасному пути подали ретиво сигналящий паровоз, с непомерно гигантской трубой. «Кукушка» своим задом почти вплотную подошла к пакгаузу. Машинисты недолго возились поверху тендера, вскоре на пожарище обрушилась тугая, все смывающая на своем пути струя воды. Густые клубящиеся столбы пара окутали крышу сарая тускло-багровым облаком. Огонь, огрызаясь, отступил, приник к обгорелым бревнам, распластался понизу, ослаб на глазах.
Внимание Облова, досель втиснутое в шоры, отделяющие прочий мир от огненной стихии, с завершением пожара, опять приобрело способность улавливать идущие токи окружающей жизни. Его поначалу заинтересовал, быстро сменяясь тревогой, шумливый гвалт голосов откуда-то с подветренной стороны. Прислушавшись, Михаил явственно различил грязную брань и угрозы, доносившиеся оттуда. Раздались уж вовсе необузданные призывы – громить, бить, крушить… Михаил встрепенулся, озадаченное любопытство взыграло в нем, он поднялся на крутую насыпь.
С другого конца пакгауза, в полутьме, рельефно пронизанной отсветами глохнущего пожара, он увидал нестройную толпу, втягивающую в себя, как водоворот, новое пополнение. Михаил рассмотрел также множество подвод, словно в ожидании стоящих в отдалении. Возбужденная гудящая масса пришельцев теснила робкую кучку людей в форменных шинелях, видимо призывающих к порядку. Но вот толпа подмяла их под себя, и уже обволакивая подступы к зернохранилищу, давясь, просачивалась в него. Облов все понял – чернь пришла грабить склады, растаскивать зерно.
Михаила бросило в холодный пот, сердце лихорадочно затрепетало… Сладкий тошнотворный спазм неминуемого столкновения, неизбежного кровопролития на мгновение парализовал Облова, но вот, преодолев неподатливую тяжесть ног, Михаил решительно зашагал в ту сторону.
И разом в голове его прокрутился давешний сон. Ошпарила мысль о пророческой сущности ночного наваждения. То, несомненно, предзнаменование, – подумал он, – неужто сам Христос, снизойдя до него грешного, указал нужный путь. Михаил полностью согласен – вся жизнь допрежь была притворством, одним сплошным лукавством. Он сумасбродно потакал ложным, отнюдь ему не симпатичным идеям, лозунгам, да и всему тому миропорядку, который, Михаил понимал, вовсе не совершенен, а если быть до конца честным, так полон гнусности и лжи. Зачем?! Проще сказать, совсем не думая, дать давно затверженный ответ, – шел по инерции, закованный в вериги родовой