Леониду пришла пора доказать, кто на самом деле достоин быть Арбитром. Рождественскому было хорошо за сорок, и надо было делать карьеру любой ценой. Это был его ПОСЛЕДНИЙ ШАНС. Он не знал, что Светлана Львовна уже дала ему определение и в своем сознании навесила на него бирку. Она понимала, чего стоит Рожественский и где его место. Он же искренне полагал, что причиной пробуксовки в карьерном росте была Алевтина Адажий.
И решил объявить мне войну. А мне так хотелось спокойной, мирной жизни. Я, наверное, была прирожденной пацифисткой. А Рождественский меня ненавидел. И мне, и моим сотрудникам, и моей ассистентке по рекламе Кире, да и самой Светлане Львовне это было ясно. Но это было совершенно бесполезно. Мое положение в компании и авторитет были непоколебимы.
Дефолт грянул как гром среди ясного неба. Казалось бы, ну заигралось государство в краткосрочные облигации, ну обанкротилось. А я-то при чем? Но тогда пострадали все. Помню, как курс в обменниках менялся каждые десять минут, как стремительно таяла моя шикарная по тем временам пятисотдолларовая зарплата. Как доллар подорожал в пять раз, а зарплату подняли всего процентов на двадцать. Светлана потеряла счет в банке, на котором, по слухам, распространяемым особами, приближенными к императору, лежало все ее состояние – двести пятьдесят тысяч долларов. Генеральша копила деньги на квартиру на Невском проспекте. Когда вклад еще можно было забрать, Светлана Львовна находилась на турецком курорте Мармарисе и не могла вернуться в Россию. Деньги сгорели. Теперь ей надо было начинать сначала. Светлана Львовна, и без того не очень сдержанная в выражениях, превратилась в настоящую фурию. Муж тогда работал в стабильной инофирме, платили там долларами по реальному курсу, да и кризис их рыночного сегмента практически не коснулся. Меня же дефолт зацепил, и очень больно. Взбунтовалась няня, потребовав настоящие, а не фиктивные деньги за работу. У нее был пьющий муж и четверо детей, один из них совершенно глухой. Мы договаривались на зарплату в двести долларов, платила я ей рублями по курсу. Ее двести долларов после дефолта превратились в пятьдесят. Ее проблемы были ясны. Самое простое в ее ситуации – просить у меня больше денег. Светлана индексировать мою зарплату отказалась. Это была формальная причина моего ухода.
Настоящую же я никогда никому не расскажу. Хотя бы из уважения к этой мужественной женщине, сидя в кабинете которой я научилась управлению компанией. Не могу сказать, что копирую ее стиль управления. Я училась тому, как делать надо, и как делать не надо. И неизвестно, что в итоге оказалось более ценным. Не хочу вдаваться в подробности той неприятной истории, если кратко – неизвестно, как повела бы себя я под грузом ТАКОЙ ответственности. Светлана Львовна держалась мужественно, как настоящий боец. Было больно наблюдать за происходящим