– Надо было меня разбудить… – Волк чиркнул спичкой, они с лейтенантом закурили, – хотя это не ваша вина, конечно… – почуяв дым, комары отлетели подальше. Волк рассматривал золотистый отсвет солнечных лучей, на болоте:
– Она могла попасться немцам… – Максим не собирался представлять подобное, – могла рассказать, где мы обосновались… – он сплюнул в жижу:
– Давайте сниматься с места, Алексей Иванович… – Максим, по старинке, называл отряд, от фельдшера Григория Яковлевича, до начальника штаба, по имени-отчеству:
– Хорошее слово, товарищ… – вздыхал, про себя, Волк, – Пушкин о товарищах своих писал. Нет, надо было взять, все извратить… – он положил руку на простой крестик.
Волк не скрывал от ребят, что верит в Бога. Оказавшись в армии, он понял, что война меняет людей. В дивизии проходили партийные и комсомольские собрания, и политическая учеба. Пляски, как сочно называл их Волк, устраивались во время затишья. В наступлении, а, тем более, в окружении, времени ни на что подобное не оставалось. Он воевал рядом с крещеными людьми, такими, как он сам:
– Даже после революции малышей крестили, – он, незаметно, окинул взглядом лейтенанта, – наверняка, и Алексей Иванович у нас в церкви побывал, младенцем. А Гришу обрезали… – фельдшер, немного смущенно, заметил:
– В местечке все так делали, Максим Михайлович. То есть, это предрассудки, конечно… – Волк дернул чисто выбритой щекой:
– До моего возвращения будете временно исполнять обязанности командира отряда. Я знаю немецкий язык. Проберусь в Чудово, найду штатский костюм, и выясню, что с товарищем Эрнандес… – развернув карту, крупного масштаба, довоенного издания, Волк упер палец в точку, в десяти километрах на севере:
– Если сейчас сниметесь с места, к темноте там будете. Лесопилка какая-то. Надеюсь, что она заброшена… – Максим вспомнил лагерь деда, на холме, у литовской границы:
– Авраам, скорее всего, в партизанах, где-то в Польше. Он говорил, что мой самый ближайший родственник, месье Мишель, тоже воевал, в плен попал… – Максим прислушался. Неподалеку, над верхушками деревьев, вилась птица. Начальник штаба хотел что-то сказать, Волк приложил палец к губам. Он немного постоял, не двигаясь, ловя каждый звук: «Почудилось».
Волк хотел навестить какой-нибудь домик, на окраине городка, и прихватить гражданскую одежду:
– Получается мародерство, – угрюмо понял он, – такое меня недостойно, но что делать? А если Тони погибнет… – сердце, тоскливо, заболело, – или погибла? Мне надо позаботиться о мальчике, об Уильяме. У него дядя есть, в Англии… – Волк не думал, что от новгородских лесов до Лондона пять тысяч километров оккупированной нацистами Европы.
Ребенку