– Привози, – ответила она.
– Хорошо.
– Все привози, – сказала Татьяна, – все, что есть. Завтра я освобожу тебе полку в шкафу.
– Да куда столько, – обрадовано ответил он, приняв это ее решение на счет своих постельных умений, – у меня и веще узелок. Бритва, белье, пальто и шапка.
– Шапка? – переспросила она.
– Да шапка. На зиму.
– На зиму, – она подумала, что до зимы они уже доживут, – а как же на осень?
– Осень? – Коля замялся, – все не могу решить, что мне надо. Шляпы вроде вышли из моды, фуражки для руководителей.
– Купи кепку, – посоветовала она.
– Кепку? Я думал. Помнишь как у Блока «Одел кепку. Езжу в трамвае. Хочется толкаться».
Коля довольно хохотнул. Она поняла, что этот смешок отнесен к их близости, а совсем не головному убору.
– Но осенью, без кепки ты простудишься.
– И ты будешь лечить меня, – продолжил Коля.
– Буду, – но лучше бы тебе ее купить.
7
Коля с порога потянул носом воздух:
– Ты опять курила?
– Я всегда курю.
– Ты много курила.
– Я всегда много курю.
– Тебе нельзя.
– Почему?
– Тебе вредно. Это всем вредно, а тебе особенно.
– Да. Я знаю. Тебе сложно понять, но мне там в это тюрьме вынули душу.
Коля осторожно приткнул кулек с продуктами на буфет:
– Ты хочешь сказать, что они там с тобой плохо поступали?
Татьяна посмотрела не него. Странного человека, на которого можно было опереться только тогда, когда рухнуло все, и ты копошишься под этими завалами. Коля смешно пытался строить их новый быт. Быт двух чужих, приткнувшихся друг к другу не в счастье, а в горе. Впрочем, особенного горя в Коле не было. Иногда Татьяне казалось, что в нем вообще нет ничего. Бывают люди, переполненные чем-то, а Коля был переполнен пустотой. Пустотой их нового быта. Он уже снял свой коричневый пиджак, которые носил, как он шутил сам восемь дней в неделю, и повесил его на свежее вбитый гвоздь. Этот гвоздь был первым весомым вкладом Коли в их новый быт.
Татьяна посмотрела на наго и отвернулась к окну. Потом опять посмотрела на суетно копошившегося Колю. Это и был образ ее падения. Ленинградская поэтесса, живущая с серо-коричневым преподавателем русской литературы первой половины восемнадцатого века. Коля учил студентов литературе того периода когда и грамматики русского языка е существовало.
Татьяна опять посмотрела на Колю:
– В тюрьме у меня был выкидыш.
Коля на секунду остановился, обдумывая, что-то и громко спросил:
– Ты уверена?
Татьяна отвернулась от него и медленно достала папиросу из пачки:
– Сегодня присели платежку. Мне перевели деньги из газеты за прошлый месяц. Такова наша справедливая