Местные сводницы активизировались. Спасибо, iPhone. К Сене в постель меня ещё не укладывали…
Появилось больше вопросов на русском, на часть из которых нет никакого желания отвечать. И дело совсем не в языке, а в затрагиваемых темах… О, вот порция нормальности.
– Как твой бассет? Маша)
Милая искренняя Маша…
– Бодрые челюсти))
– Где твой дом?
– Там, где родные люди
– Кем ты хотела быть в детстве?
– Собой
– Ты не поняла вопрос
– Вы не поняли ответ
Больше всего в детстве мечтала быть собой, но никогда не решалась. И сейчас та же проблема. Мне не надо быть кем-то. Я – это я. Пора стать той собой, которой я могу быть довольна.
Милана взглянула на неизменную стабильность впереди. Вечерняя пробка случилась неожиданно предсказуемо, и она уже некоторое время тупила в одиночестве, смело раздавая интервью и упорядочивая свои мысли.
Зашла в AppStore. Ничего не изменилось: мир по-прежнему ест и худеет, умнеет и развлекается. А в моей жизни столько всего произошло, что я оказалась прочно выбита из этой бездумной рутины потребления привычных благ. Вникаю в реальность, потому что понимаю, что живу не так, как хочу. Конкретно отстаю от своих желаний не на полчаса, а уже почти на восемь месяцев. В машине играет Джей, в мыслях тоже, и от этого ничуть не легче по-новому смотреть на вещи…
Процесс перераспределения собственности потребовал больше времени, чем ожидала Милана. Ей предстояло вернуться в Москву после Royal Ascot и подписать ряд бумаг, которые никак нельзя было подготовить раньше. У Миланы оставался небольшой пакет акций, в необходимости которого Антоний убедил её ёмкой фразой «так будет лучше». Антоний получал всё, завещанное Милане, кроме денег и квартиры на Кутузовском, от которой он отказался.
– Там твои постеры, – напомнил брат. – Ты любишь это место.
Она не сразу поняла, о чём именно он говорит, но, вспомнив кадры пятилетней давности, сделанные Бертрамом и выбранные при участии Лейлы и Камилы, Милана захотела заехать в квартиру, и провела там несколько часов, уснув за рассматриванием альбома с детскими фотографиями.
Постеры, висящие на стенах спальни, подавляли Милану. Она с трудом узнала себя в худой семнадцатилетней модели с пунцовыми губами и наивно серьёзным взглядом, сидящей за столиком парижского кафе в чёрном смокинге Yves Saint Laurent. Зелёные глаза смотрели в камеру и пытались выразить томную тоску, но в них не было ни зрелости, ни глубины, приобретённой с годами. Все мысли и чувства были на поверхности. Глаза отражали Париж, серый день и внешний мир. Внутренней мир ещё не начал выплёскиваться наружу и солнцезащитные очки ещё не стали необходимой мерой защиты искренности.
Глядя в глаза своему опыту, Милана вспомнила лицей и Мартину и вновь подумала о поездке в Абу-Даби, которая вызывала у неё самые противоречивые эмоции. С одной стороны, она прекрасно понимала необходимость своего присутствия – вопросы высшего уровня должен был решать кто-то из Смоленски