Я дорожила мужчиной впервые в жизни и хотела остаться под его покровительством, вот так просто. Мы с матерью нахлебались по полной, Ришар предложил нам свою защиту, новую нормальную жизнь, разве это не заслуживало размышления, тем более что физически он мне нравился?
– Наконец! Долго же ты ждала, – говорит он. – Хоть раз в жизни ты проявила немного мужества. Браво.
– Я получила новое сообщение.
– Что?
– Я получила новое сообщение от мужчины, который меня изнасиловал.
– Нет, ты, надеюсь, шутишь! Ты получила – что?
– Ты оглох, Ришар?
Я не видела отца тридцать лет, ни разу с ним не говорила, однако он прислал мне свой поляроидный снимок, который моя мать кладет на стол. Я наклоняюсь, чтобы его рассмотреть. Я с трудом узнаю отца – да и снимок не очень хорошего качества. Я выпрямляюсь и пожимаю плечами. Мать смотрит на меня, надеясь на какой-нибудь комментарий с моей стороны, но мне нечего сказать.
– Ты видишь, как он похудел, – говорит она. – Я тебе не привирала.
– Пусть кормят его насильно, – отвечаю я. – Пусть делают свою работу.
Мы сидим на террасе с видом на Сену. Вчерашние дожди ускорили опадение листьев, и видны черные гнезда, выглядящие брошенными на голых ветвях каштанов. Погода, однако, неплохая. Я согласилась повидаться с ней в обед, хотя на работе у меня завал и я должна встретиться с Анной на просмотре на другом конце города.
Я заказываю салат с потрохами. Мать колбаску андуйет из Труа. Минеральную воду для обеих. «Ты зря теряешь время, мама. Я не поеду к нему». У меня мерзнет кончик носа. Погода хорошая, но повеяло холодом.
– Он теперь старик. Ты его дочь.
– Это больше ничего мне не говорит. Что я его дочь. Это ничего для меня не значит.
– Он возьмет тебя за руку, только на минутку, и ты все поймешь. Тебе даже не придется ничего говорить. Знаешь, он ведь тает день ото дня.
– Не сотрясай понапрасну воздух. Ешь.
Я не понимаю ее настойчивого желания облегчить конец этого человека. А все эти семьи в слезах, все эти семьи в ярости – о них она забыла? И все, что нам пришлось пережить за долгие годы из-за него, из-за того, что он сделал, – она и это стерла из своей головы?
– Со временем я научилась милосердию, Мишель.
– Вот как? Да, я об этом слышала, говорят, что это хорошо. Ты довольна? Знаешь, я тебе завидую, что у тебя такая дерьмовая память, другого слова не подберу. Дерьмовая. Совершенно дерьмовая.
Встретившись с Анной, я еще в ярости.
– Мы пережили ад по его вине, ты это знаешь, правда, а теперь она в своем углу решает, что пора зачеркнуть прошлое, вот так, взмахом волшебной палочки, нет, я сплю? Скажи, я сплю? Тебе не кажется, что эта старуха выжила из ума?
Анна протягивает мне коробочку жевательной резинки. Я беру одну. Жую, и мне легчает. В глубине души я мечтаю ее изолировать. С ним, если она хочет, если так к этому стремится. Бай-бай, мама. Тут наши пути