Во Вану было семь, когда его отца убили в Дьен-Бьен-Фу во время невероятной победы вьетнамцев над французскими войсками. Через несколько лет во время бомбежки пропала его мать. Во Вана отдали в приют, где все с обожанием говорили только об одном – своих родителях. Сирота чувствовал себя отпрыском героев, и все было прекрасно до момента, когда один из воспитателей стал испытывать к нему сексуальное влечение. В течение нескольких дней интимный мир ребенка стал мрачным и намного более болезненным, и он был вынужден хранить в тайне ночные сексуальные атаки. Во Ван начал сомневаться в реальности собственного тела, частей своего организма: «Я не был уверен, что у меня есть левая рука… может быть даже, не было головы… мне говорили, что у меня есть живот, но мне казалось, что его у меня нет, я никогда не хотел есть… моего сердца больше не существовало, я стал безразличным…» Это ощущение разбитых, разорванных органов, распавшегося на части тела сопровождалось странными поведенческими реакциями. Во Ван хотел удостовериться, что его левая рука все же существует, и резал кожу осколками стекла. Он резал лицо и прижигал разрезы – вид крови, текшей из них, странным образом успокаивал его: «Я жив, ведь я страдаю!» Под действием боли его тело вновь соединялось в нечто целое. Каждый вечер, засыпая, ребенок испытывал удовольствие, отдаваясь любопытным грезам: как будто он стоит перед судом, обвиняющим его в преступлениях; в этот момент он начинал испытывать приятное умиротворение, воображая, как его ответы обезоруживают строгих судей. Он наконец мог доказать собственную невиновность. Фраза за фразой, инквизиторы становились менее жестокими и в конце концов выносили решение, реабилитировавшее мальчика: «Это не твоя вина», – признавали они с высоты воображаемого суда. Мужество ребенка перед лицом страданий и поведение воображаемых судей придали жестокости взрослых оттенок дружеской связи. Во Ван больше не чувствовал себя оскверненным, его как будто очистило решение суда, реабилитировавшего его.
Многие дети, пострадавшие от насилия, избавляются от телесного хаоса или душевной пустоты с помощью подобных мазохистских стратегий. Подобный способ обретения устойчивости выходит на передний план, если травмированного ребенка оставляют один на один с неблагоприятными обстоятельствами. Не умеющее обрести устойчивость большинство движется к психическому