Рем взял несколько листков, прочитал. Потом вытащил из папки листки, исписанные чужой рукой и тоже прочитал.
–Да-а-а,—протянул он,—разница видна.
–Что?—подняла голову Шурочка.
–Я говорю, что вот это,—он постучал пальцем по папке с курсовой,—исправить практически невозможно. Проще написать все заново.
–Чем я и занимаюсь,—вздохнула Шура.
–И за сколько, позволь поинтересоваться?
–В каком смысле?—не поняла девушка.
–Сколько она тебе заплатит за это?
Карие глаза Шурочки изумленно глянули на Рема.
–Нисколько.—Она помолчала.—Мы с Лилей дружим с первого дня…
–Но ведь это не орфографические ошибки исправить,—по лицу мужчины промелькнуло странное выражение.—Ты делаешь работу, которая непосредственно связана с твоей профессией. Вот эта стена,—он ударил кулаком по незаконченной перегородке,—возможно, осталась незавершенкой из-за того, что каменщику не заплатили. Каменщик уважает себя, уважает свой труд, поэтому сделал единственно правильное—ушел!
Шурочка не поняла, что так разозлило обычно спокойного хозяина.
–Мне это не трудно…—снова начала она, но Рем разозлился еще больше.
–Я не говорю о трудностях, я говорю о самоуважении, о гордости профессионала! Заболей твоя Комарова, ты как добрая подруга можешь посидеть у её постели, сбегать за лекарством в аптеку, намыть полы, в конце концов! Но!!!
Рем почти кричал, не замечая, что бедная девушка побледнела от страха, трясется как в лихорадке и готова вот-вот упасть со стула. Она бы поняла его гнев, если бы в мастерской было что-нибудь не в порядке. Но она знает свои обязанности…и обед готов…рубашки из прачечной не забыла забрать, за телефон заплатила. Чего же он так орет?
–Ва-ва-а-а-а, ы-ы-ы-у-у-у-а-аа-,—доносится до неё как сквозь слой ваты. Из-за слез она плохо видит окружающее, и холод начинает пробирать её до костей. Почему так холодно, думает Шура, не осознавая, что валится со стула.
Крик обрывается, сильные руки подхватывают девушку в последний момент, не давая ей удариться об угол шкафа, удерживают в вертикальном положении. Шурочка широко раскрывает рот, чтобы глотнуть воздуху, который почему-то становится густым и жестким и никак не хочет попадать в легкие. И главное—тишина.
ххх
–Как вы себя чувствуете?—спрашивает женский голос.
Шурочка с трудом открывает глаза. Тело раздавлено, расплющено собственной тяжестью, рука не хочет повиноваться, а ей так хочется отвести от своего лица ватку, издающую резкий неприятный запах.
–Хорошо,—с чуть заметным придыханием отвечает девушка и, наконец, видит ту, с которой разговаривает. Молодая женщина в белом халате и шапочке склоняется над нею, щупает пульс, потом ободряюще похлопывает по руке.—Вот и замечательно.