В этом уютном месте легко было вообразить, что все дети приходят в этот мир розовыми и пышущими здоровьем; что их пеленают, надевают на них шапочки и передают плачущим матерям и гордым отцам. Однако за ширмами в моей комнате и родовых палатах прятались кислородные маски, отсасыватели и эпинефрин.
В подвале был морг.
Хотя само родовое отделение официально и считалось частью «Бэйфронта», оно находилось через дорогу, внутри совершенно другого здания – детской больницы. Если ребенок рождался с какими-либо отклонениями, подобно моей дочери, его продолжали лечить именно там.
Когда меня выписали домой, я, лежа в постели, все время смотрела на календарь: моя дочь дожила до двадцати одной недели, затем до двадцати двух. Дженнифер привезла мне уютную одежду и журналы. Мне нельзя было подниматься с постели, даже чтобы сходить на кухню. Том просил подругу приходить к нам домой и стричь меня. Я искала в «Гугле» фотографии наполовину сформированных младенцев. Большинство фото были связаны с отвратительной пропагандой запрета абортов или поверхностными историями о «чудо-детях» с трубками в трахее. И то и другое было для меня оскорбительно. Я не нуждалась ни в политике, ни в ложной надежде.
Я встретилась как минимум с дюжиной врачей. Мой основной акушер-гинеколог доктор Томас Макнилл перевел меня в группу высокого риска, из-за чего я оказалась во власти целой кучи резидентов[9]. Каждый из них щупал меня, задавал вопросы. Была ли я сбита машиной? Били ли меня в живот? Обычно Том был рядом со мной, когда я рассказывала историю о велосипеде и идиотской соседской собаке, а врачи несмело отмечали в своих записях, что велосипедная авария скорее всего вызвала преждевременные схватки.
Я не упоминала о том, как Маппет врезалась мне в живот на соревнованиях по флайболу. Тому я тоже об этом не говорила. Я боялась, что он будет искать виноватых. Возможно, он даже бросит меня. Вдруг он решит, что я слишком безответственная, чтобы быть матерью.
Кровяной сгусток не уменьшался. На УЗИ он напоминал мне второго ребенка, младенца из крови, близнеца. Оставь мою дочь, черт возьми.
– Насколько все плохо? – спросила я доктора Макнилла, когда однажды он зашел, чтобы осмотреть меня. Он был со мной откровенен.
– Очень плохо, – сказал он. – У вас в матке сгусток крови размером с апельсин. Я боюсь, что беременность не разрешится благополучно.
Неудачная беременность.
Беременность – это состояние. Существительное. Синоним – «гестация».
Ребенок – это не беременность. Ребенок – это моя дочь. Потерять дочь. Она выскользнет из меня мокрая, немая, фиолетовая. Выскользнет из моего тела вместе с рекой моей крови. Она будет лежать у меня на руках, постепенно становясь серой.
Я сидела на диете из таблеток, чтобы успокоить свою матку, но она все равно сокращалась. Я начала понимать, что иногда врачи