Врач быстро провел датчиком по животу Келли, пытаясь проследить на мониторе сердцебиение ребенка. Тишина. Он попробовал снова. Все это время я не дышал. Тишина. Врач продвинул руку в центр, под пупок Келли. Тишина.
Келли: сохранить жизнь любой ценой
Я не помню, что я делала: задерживала ли дыхание, вздыхала, говорила или плакала. Я помню кровь. Кровь на руках, кровь на больничной койке. Красные струйки и темные сгустки. Яркие кровавые бусины на синих латексных перчатках врача. Кровь казалась еще краснее из-за флуоресцентного освещения в палате. Это обжигающее чувство вины… Крови было так много, что я поняла – ребенка нет, уже нет. Знал ли об этом Том? Знал ли он, что я убила его дочь?
«Мне жаль», – сказала я ему. Съежившись на койке, я хваталась за поручни и прятала лицо в их пластмассовом безразличии. «Мне так жаль», – повторила я.
Он держал меня за руку. На его руках была кровь. Я убила его ребенка, его больше не было; осталась только кровь, которая струилась на пол оттуда, где должен был находиться ребенок.
Мне было доверено самое ценное, что есть в мире, результат долгих лет трудов и подарок от людей, которых я так любила. Я все испортила. Потеряла нашего ребенка. Мне было плохо. Я посмотрела на Тома. Я просто не могла потерять и его тоже.
Мужчина, который раньше падал в обморок при виде иглы, сидел рядом, забрызганный моей кровью, выпрямив спину.
Этот ребенок был нашим. Мы все еще были вместе.
Я пообещала себе, что с нами все будет в порядке.
Мы все испытали леденящий шок, когда звуки сердцебиения наполнили палату, как топот копыт бегущей лошади.
Я испытала что-то похожее на облегчение. У нас все еще была дочь.
На изображении монитора она плавала в пиксельном тумане. Однако за облегчением последовал прилив страха. Еще тяжелее было видеть ее такой довольной и ни о чем не подозревающей и знать, что нам, возможно, придется стать очевидцами ее смерти.
Всего за несколько часов она была потеряна и вновь обретена нами. Ее сердце билось. Как тихо, должно быть, там, в этой теплой воде. Она съеживалась, извивалась и, наверное, чувствовала себя в полной безопасности. Однако рядом с ней вырисовывалась таинственная фигура, которой не было еще два дня назад: сгусток крови размером с кулак, образовавшийся от отслоения плаценты. Медсестра ставила мне капельницы с лекарством, ослабляющим схватки, и постепенно оно начало действовать. Однако всем было ясно, что это лишь временная мера.
Мы с моим ребенком отдалялись друг от друга.
Она не выживет? Я не задала этот вопрос. Нормальная беременность длится сорок недель. Я лишь на середине срока. Если бы врачи не вмешались, у меня случился бы выкидыш на втором триместре.
Измазанную рвотой и кровью, меня перевезли в одноместную палату.
Врачи не могли сказать, когда я рожу, но если ребенок появится на свет в самом скором времени, последствия будут трагическими.
За