Неделимое. Pro-любовь…. Андрей Sh

Владелица цветника и глава клана, как водится, уважаемая старуха Лила¹⁰ (собственно, единственная пожилая дама в таборе), деятельная бабка корсарской наружности с болотными от насвая¹¹ зубами и со слегка ехидным сморщенным ртом, на деле представала добрейшим и обаятельным существом, как минимум, для Машеньки: та не слазила с крючковатых жилистых рук и постоянно выковыривала конфеты из карманов дырявого фартука. Папаша бы убил за такую «дружбу» обоих. Особенно за конфеты. Но, к счастью, Егор не знал, что наши прогулки зачастую приводили к цыганам, малышка же ничего не рассказывала: и не то, чтобы я запрещал или боялась. Просто переставала любить отца… Плохо это – переставать любить.

      А я бесстыдно пользовался услугами дармовой няньки: хоть как-то расслабиться в театральности – и в прямом, и в переносном смысле. С одной стороны, как, наверное, и девяносто девять процентов оседлого населения планеты, терпеть не мог цыганщину, во всяком случае, в естественных условиях. Наши условия естественными не назовёшь. Нормальные или чуть фартовые люди давно покинули примеридианные территории, отдав за бесценок квартиры, дома, земли всё тем же кочевникам или барыгам-риэлторам, а залипшие неудачники, привязанные к разбитым семьям, к бессрочному одиночеству, спивались, скуривались, скалывались, бродили фантомами по пустынным улицам и старательно избегали друг друга. Если на 104-й и случались нападения, убийства, то, как правило, – разборки среди чужаков, использовавших обделённую зону как банальную «стрелку». Местные были и так «мертвы». Потому и общался я исключительно с Софьей, раздражавшей нравоучениями, с Егором и его семьёй по принципу пастора в исповедальной кабинке (Машенька – не в счёт) и с цыганами, проникаясь их необычностью и непроходимостью. Занятное приключение, не правда ли? Избавиться от монохромной жизни, помочь товарищу или вывести мошенников на чистую воду.

      Кто жил на Востоке – поймёт. Дружелюбие улыбчивых люли вовсе не означает дружбу: открытого сердца мало, терпения больше. И здесь – другая сторона увлечения табором. Именно эти кочевники радикально отличались от привычных цыган: то ли не были ими вовсе, то ли, наоборот, представляли то самое древнее колено дóмов¹² (звучит-то каково для бездомных?) – тысячу человек, подаренных индийским падишахом шаху Персии в знак мира и признательности. Отсюда исчисляется их исход, и какие именно ассимиляции породили «фараоново племя», «египтян», «богемцев», «бошеби», «коли», «ромов»¹³ и иже с ними, до сих пор нет единого мнения. Вот почему семнадцатилетняя очаровательная Умида, которую соплеменники почему-то сторонились, за глаза называли несколько фамильярно, хоть и уважительно – «узбечка», согревала мне душу своей непохожестью на непохожих на цыган людей.

      9

      Круглолицая, с проникновенным взглядом лани – глаза, живущие сами по себе, восхищающие поэтов