Внешне худощав, усики, бородка, но внутренне мне не понятен человек, Никита
– А вы, Борис?
Вот этот мне знаком, таких, по жизни много повидал. Отцом скинхедов я б его назвал, судя по ответу.
– Дайте мне только шанс, Евгений Петрович, вы же знаете моё отношение к этим косоглазым. Я этих нелюдей всей своей душой ненавижу, мочил их везде, где можно и нельзя, и мочить буду. До самой моей смерти. Да я его зубами загрызу, даже если у меня не будет оружия. Господи, когда же земля наша русская освободится от всей этой погани. Русская земля должна принадлежать только русским.
В подтверждение своих слов, он яростно сотряс решётку. Евгений, закончив свой опрос, к последнему солдату обратился.
– Силантий Петрович, спрашивать вас бесполезно, вы моралист. Вы далеки от духа русского.
И вновь, я вижу, окрылён Евгений! На смерть идёт, как будто бы на бал. Отпив вина последние остатки, пустой бутылкой словно эстафету веселья, безрассудства, удали лихой собратьям передал.
– Пусть будет по-вашему, русские в беде друг друга не бросают. Отомстите им за меня, ребята. Хорошо, хоть бинты принесли, запястья перевязать, заботливые твари.
Вижу, безропотно идёт Евгений, с гордо поднятой головой, на место казни. Медленно он на колени встал, перекрестился, руки протянул. Их перевязали, возможно, для того, чтоб много крови не терял. И молвил:
– Подойди, Силантий.
И тот, кого позвал он, подошёл немедля. Никто его задерживать не стал.
– Прошу, побудь со мной. Мне так спокойней.
Безжалостной и черной тучей подошёл к ним генерал, Силантия чуть в сторону подвинув, кому-то что-то приказал, так быстро по запястьям ударил сверху вниз мечом и отошёл, оставив их вдвоём.
– Господи, как больно, почему, Силантий, меня он не убил? Зачем он мучает меня, скотина?
– Не знаю, Женя, чем тебя утешить. Может, чтоб ты молитвы прочитал? До крови губы свои кусая, сквозь зубы порицал Евгений.
– Ты неисправимый моралист. О чём, скажи, молиться? Хотел я быстро умереть. Что ждать ещё от этого ублюдка. Молиться? Хорошо вам рассуждать. Не вас же на куски кромсают. Уж лучше б пуля в лоб. Как это больно. Зачем я согласился?
– Евгений, отец мне говорил, где гордыня сопли утирает, там совесть духовный опыт обретёт. Совесть – это тонкий инструмент спасителя нашего Иисуса Христа, которым он отделяет душу нашу от плоти, смертью обрезая пуповину. Всё, что нам предстоит, – это поверить, довериться Богу всем нутром своим, без оглядки.
Руки все в крови вдруг опустились, и взгляд стал твёрдым, словно ожил прежний тот Евгений, что любит спорить, рассуждать. Во взгляде том, не вижу боли.
– Опять вы за своё? Не полюблю я в жизни, врага, как самого себя. Смириться с тем, что медленно меня он убивает? Как будто бы вы с ним. Вы русский? Вообще вы за кого?
Ответ Силантия меня вдруг восхитил и поразил. И хорошо, что мне хватило сил видение, что вижу, удержать.
– Русский