О чём вспомнил и размышлял. Книга первая. Края мои родные. Михаил Тимофеевич Тюрин

даже, возможно, было легче, но слёзы матери, суровая сосредоточенность дяди и других пожилых мужчин невольно передавались и нам. «Ну куда же я с вами пойду, где меня ждут, где меня приютят, чем же я буду вас кормить, кто мне поможет?!». Эти вопли матери вошли в меня на всю оставшуюся жизнь и даже сейчас, на склоне лет, вызывают невольную слезу, когда перед глазами встаёт немногословный брат Шурка, державшийся за подол маминой юбки, маленькая совсем Маруся, научившаяся только говорить и ставшая, по воспоминаниям матери, очень мудрой, «как старушка». Как такое забыть? Нет и таких слов, чтобы выразить весь трагизм начинающего движение обоза, сопровождаемого громкими всхлипываниями и причитаниями женщин. Плакали и мы, ребятишки.

      Под окрики немцев и полицаев выехали из села по направлению на Навлю, проехали Крутое, Липовский ров и тихо вдоль Ященского рва двинулись в сторону деревни Пластовое. Так как выехали из села во второй половине дня и приближался вечер, то наша «охрана» – немцы и полицаи – исчезла в районе посёлка Пролетарский. Ведь мы приближались к партизанской зоне, а ночью немцы предпочитали отсиживаться в гарнизонах. Кстати, такое повторялось во все дни нашего печального путешествия – ночью никакой охраны не было.

      Проехав Пролетарский, свернули к кустам лозняка на ночлег. Здесь уже находился один обоз из нашего села, с улицы Слободка. Они заняли, что называется, плацкартные места. Дядя провёл обоз чуть дальше, и там оказались кусты более подходящие для остановки. Но как организовать ночлег? Никаких спальных принадлежностей, одеял, даже обычного сухого сена не было. К счастью, погода была тёплой и сухой и, по-видимому, усталость от пережитого за день взяла своё и мы, кто как мог и где мог, уснули. Утром мать покормила чем-то из взятых в дорогу припасов, но вот чем, как не напрягаю память, не могу вспомнить. Точно знаю, что ничего не варили, костров не разводили, а других источников тепла просто не было. Чем мы питались и во время дальнейших наших скитаний, не помню. То, что пища была скудной, не вызывает никаких сомнений, но это точно была не манна небесная. Скорее всего, довольствовались тем, что находили по дороге, т.е. практически освоили понятие подножного корма.

      Утром ни немцев, ни полицаев не было. Не было их и днём. Нас, ребятишек, никуда из кустов не выпускали, да и боязно было – незнакомые места. Старики о чём-то шушукались, что-то решали, расходились, затем опять начинались разговоры, иногда даже очень громкие, образовались какие-то группы со своими разговорами. К вечеру стало ясно, что весь сыр-бор разгорелся из-за того, как быстро надо ехать. Ведь уже целый день стоим и никуда не движемся. Небольшая группа стариков призывала быстрее ехать в Германию: «Я там был в плену в ту войну, там хорошо живут, и мы тоже устроимся. Надо быстрее ехать». Приводились и прочие «доводы» обретения счастья на чужбине. Вторая, более многочисленная и авторитетная группа во главе с дядей