Лейли была великолепна: в каждом слове, каждом её движении было неподдельное чувство. Но при этом многое она представляла себе слишком не точно – на это ей надо будет указать: объяснить необходимые подробности. Не это главное. Главное – как она воспринимает образ Агнес. И как держит сверток с ребенком. Своего бы ей! Ну, об этом и мечтать не приходиться.
И Бранд хорош: Поль играл человека не только убежденного и неукротимого – его Бранд нес боль за то, какими были люди. За его убежденность скрывалась мука преодолеваемых сомнений, подавляемого желания снизойти к слабости людей – им надо помочь стать ими в самом высшем смысле. Вопреки им самим, вопреки жалости, мешающей ему.
Воспоминания нахлынули на Эю. «Бранд» тогда послужил Дану средством, чтобы заставить её преодолеть сомнения, решиться: сейчас она уже не представляла жизнь без своих детей. И её долг помочь другим стать такими же. Надо помочь им, Полю и Лейли: постановка «Бранда» всколыхнет людей.
К сожалению, поговорить здесь не удастся. Людей много – все смотрят только на них. К тому же, репетиция продолжалась намного дольше, чем они предполагали.
– У нас назначена встреча с друзьями в Звездограде. Может быть, полетите с нами? – предложила Эя. – Поговорим в кафе.
– Но ваша встреча…
– Для них наш разговор будет интересен. Так, как?
– С удовольствием! – Поль и Лейли поднялись.
– Мне можно с вами? – спросила Рита.
Дорогой Лейли расспрашивала Эю, насколько верно изображала она Агнес – Эя объясняла ей её ошибки. Остальные молчали, слушая их. Поль и Рита впервые видели астронавтов так близко и были всё внимание, хотя каждого интересовало совсем разное.
Для Поля они были, прежде всего, прототипами героев пьесы. Дан, действительно, напоминал Бранда, только более спокойного и менее сурового, – был бы и Бранд таким же, имея за собой столь великие свершения? Но Бранд и Дан – люди слишком разных эпох. Бранда ведь некоторые режиссеры ещё во времена Ибсена трактовали как сурового фанатика только из-за того, что он прест: его стремление к совершенству людей связано с его религией. Но сколько замечательных людей того времени были глубоко религиозны: Толстой, Ганди, Кинг. Два последних были убиты.
Бранд – не фанатик: его требовательность вызвана ясностью главной цели – непрерывным совершенствованием. Дан тоже напоминает человека, ясно осознающего цель. Какую – Поль в общих чертах уже знал со слов Лейли. Но он хотел послушать их самих: слова Лейли пробудили сильнейший интерес к тем идеям, которые они, как ему говорили, теперь повсеместно проповедовали. Но правы ли они вообще – или настолько, что, не принимая всего, следует признать их частичную правоту – об этом он судить ещё не решался.
Но сами личности! По сути, для него и Бранд представлял ценность лишь как яркий, цельный характер, – впрочем, в нем