Когда мы были однажды в гостях у Алексея Алексеевича и он показывал нам фотографии, то был там один снимок: он в штатском на улице у дверей какого-то дома нажимает кнопку звонка.
– Вот подлецы, все-таки застукали, – весело подмигнул он, щелкнув пальцем по фотографии, – у самых дверей советского посольства!
– Кто застукал? – спросила я.
– Любопытной Варваре нос оторвали! – погрозил он мне. – Разведка одной, так сказать, империалистической державы, которая была заинтересована в царских денежках, находившихся вот в этих самых руках Алексея Алексеевича Игнатьева, вашего покорного слуги!
– Но почему же тогда эта фотография у вас? – спросила я.
– А потому, милостивая государыня, что ваш покорный слуга всегда все знал, что ему было нужно знать, и все получал, что ему было нужно получить!
И он весело и самодовольно засмеялся, откинув голову и глядя на меня – в общем-то, так ничего и не понявшую – с высоты своего гигантского роста.
На обратном пути домой Тарасенков втолковывал мне, что Алексей Алексеевич был царским военным атташе и был связан со многими европейскими разведками, что в общем-то входит в обязанности военного атташе, и, конечно, в этих разведках были люди, работавшие на него, то есть на царскую Россию, и, по-видимому, он сумел сохранить кое-какие связи, и мне бы лучше не задавать ему вопросов.
Итак, Игнатьев приехал на родину, вывезя из Парижа все оборудование кухни. Куприн с французской кошечкой Ю-Ю, на которую было дано особое разрешение нашим послом в Париже. Цветаева? Мы знали, что ее вещи и рукописи задержаны на московской таможне и ей их не выдают и что она вернулась как член семьи, а семью ее – мужа и дочь – впустили в СССР, кажется, за их заслуги в войне в Испании, но вскоре, правда, обоих арестовали. Был арестован уже Михаил Кольцов, который мог говорить из Испании по прямому проводу с самим Сталиным, и многие другие «испанцы» – и подлинные, спасавшиеся у нас от Франко, и те, кого мы посылали в Испанию сражаться с Франко. Пропаганда утверждала, что Испания была удобна для вербовки шпионов, а близкие Цветаевой были еще вдобавок и эмигранты!.. Говорилось, что муж Марины Ивановны – Сергей Яковлевич Эфрон – был там, в Париже, нашим человеком, слово «разведчик» не употреблялось, просто говорили, что он не то был связан с нашим посольством, не то даже работал там.
Да, еще мне помнится, были слухи, что, когда арестовали дочь, – а ее арестовали первой, – то Сергей Яковлевич добился приема на Лубянке. Кто говорил, что разговор он вел с самим Берией, кто – с каким-то лубянским чином, но, во всяком случае, в обеих версиях поминалось, что Сергей Яковлевич требовал немедленного освобождения дочери, стучал кулаком по столу и даже