Дурман-дымы потянулись над капищем, Белогуб глубоко вздохнул, отправляя в огонь очередной кусок. Когда он заговорил снова, голос его зазвучал повелительно – оттенки рабской покорности, с которыми он начал свою речь, исчезли.
– Ты ж, вода-пророчица, реки всю правду. – Последний кусок коры полетел в костер. – Под полной луной, матерью Волка, заклинаю тебя и приказываю. – С этими словами волхв извлек из кожаного мешочка клок шерсти, похищенный им из дома рода Куницы. Глаза его закатились, на миг оставив в глазницах лишь белки, а голос возвысился почти до визга, когда он бросил шерсть в огонь. – Реки здесь всю правду!
Некоторое время ничего не происходило. Лишь дымы стелились над чашей. Скорее всего, вода опять промолчит. Человек в сером даже собрался уходить, но внезапно что-то привлекло его внимание. Там, в завихрении дымов, он успел увидеть нечто. Затем на поверхности воды, красной от пламени, появилась рябь. Волхв вздрогнул – неужели? Но сомнения сейчас отметались, отметались прямо на глазах: содержимое чаши заволновалось, закипело… Вот-вот вода будет готова заговорить. Лицо человека в сером выражало сейчас страх, недоверие и жадное любопытство. Потом остался только страх, темный и холодный, как ночные завывания ветра в зимнем лесу.
Он увидел. Увидел то, что хотел. Получил ответ на пугающий вопрос. И ответ этот оказался еще более пугающим. Лицо человека в сером застыло и побледнело. Там, в красной воде, в багряных всполохах, точно в зеркале, окрашенном подземным пламенем, он увидел конец своего мира. Право, право оказалось древнее пророчество. Варяжский меч, воткнутый в древний курган, дружина Олега, лютая битва и поражение древлянских воинов. Вода заволновалась еще больше, и теперь взору волхва открылась картина, от которой его сердце сковала тоскливая скорбь. Пожарища, пожарища кругом; повержен кумир косматого бога Велеса, уже подкрадывается огонь к деревянному идолу, а из глаз его выступили кровавые слезы и текут по щекам скотьего бога, бога волхвов и бога мертвых. А потом сквозь всю эту картину разрушения и гибели прежних устоев совершенно отчетливо проступила голова куницы. Это был тот самый оберег, клок шерсти от которого похитил человек в сером. Только на сей раз глаза оберега словно были живыми. Они смотрели прямо на волхва, и почудилось тому, что в хищном взгляде зверька он уловил что-то непресекаемое.
– Род Куницы, – хрипло выдавил Белогуб.
Вот и все – он получил последний ответ. Вопросов больше не осталось. Теперь древнее пророчество полностью разгадано. Но все же некоторое время на лице волхва еще читались сомнение и настороженная задумчивость. И даже что-то еще, словно сожаление, словно тихая печаль по-прежнему стучалась в его сердце. А затем то ли багряные всполохи костра хищными тенями легли на человека в сером, то ли глубокие складки исказили уголки его губ, но на лице волхва