Однако уже через два дня его мнение насчет физической силы резко изменилось. Возвращаясь морозным вечером из библиотеки, непроизвольно поднял голову. И остолбенел. Его вдруг ошарашило – звездным залпом. Будто никогда раньше их не видел, звезд, вроде бы и не существовало до этой секунды неба, Вселенной, бесконечности мира, а был лишь один-единственный маленький клочок земли, где Сергей Грохов страдал.
Звезды не просто вдруг окружили крохотный кусочек планеты, на котором он переживал когда-то свои маленькие радости, а теперь большую беду, – нет, не только: они обращались к нему, куда-то манили, к чему-то призывали. Словно обнимали его сотнями сверкающих рук и подымали на доселе неведомую, немыслимую высоту, откуда все земное видится таким мелким, незначительным, до смешного претенциозным…
И жестокой была высота. Только когда Сергей опустил глаза, понял, что они в слезах. Теперь уж точно – не от мороза, не от ветра. А от того, что почувствовал, – от собственной ничтожности, такой жгучей, невыносимой, вечной своей малости перед безжалостным, сокрушительным величием космоса. Ведь и он, как все – маленький, тщедушный человечек, смешной в своих притязаниях, например, быть, как все, здоровым. А тем более – быть первым, победителем, быть лучше, сильнее других. Крепкое тело, физическая сила – какая же это мелочь… Какая же он шваль… Как щенок в этом мире… Тварь скулящая… Среди таких же тварей…
7
Обложившись несколькими томами «Всемирной истории» (особенно ему нравилось читать об античных временах) Сергей сидел за столом читального зала, и когда зашел Витя, сделал вид, что не заметил. Тот, оказывается, не просто забрел в библиотеку от нечего делать, он деловито направился к стеллажам, а через пять минут вышел с несколькими книгами, среди которых Сергей различил философский словарь и прочитал название еще одной книги: «Античная философия».
Витя не сразу сел, а подошел ближе к Сергею, к его столу, хотя читальный зал был почти пуст, мест хватало.
– Ну, так ты понял?
Грохов поднял голову.
– Что понял? Ты меня спрашиваешь? – на всякий случай посмотрел по сторонам, нет ли кого рядом. Витя спрашивал именно его, и не только голосом, а и глазами. В голосе звучало превосходство, взгляд был надменно-ироническим.
Сергею стало неприятно, он не знал, что делать, – не угрожать же силой опять, никаких причин для этого нет. Кроме того, он испытал вдруг смутное, скребущееся где-то над сердцем чувство, – то ли сожаления, что не довел тогда, на уроке литературы, дело до конца, то ли вины, что затеял эту ссору.
– Что понял? – повторил Сергей, уже слегка нервничая.
А Лужный все так же самоуверенно смотрел на него сверху вниз. «Не хочет ли показать, что теперь он выше, повторить ситуацию в классе, когда я стоял над ним, только поменявшись ролями?» – подумал Сергей.
– Ладно, – наконец сказал Витя. – Потом все поймешь.
И отошел с таким видом, словно Грохов существовал