Под синей вуалью стоял поезд. Люди мертвым пламенем грели перрон. Я осторожно выдохнул. Третий раз за неделю. Здесь страшно было дышать. Все просило воспользоваться всем. Это было место желаний, где Вселенная не смогла избежать своей болезни. Той самой болезни, когда вся твоя суть начинает выражаться в поиске и познании. Вселенная высвободила себя здесь. Даже буквы могли выстраиваться как хотели. Самое страшное место было здесь. Я боялся буквально всего – двигаться, принимать все происходящее за существующую часть всего, прикасаться к любой форме мысли. Это был тот красочный ад, который всем нам снился, который был жизнью. Настоящей прекрасной жизнью, точно выстроенной, продуманной, замазанной, с отвлекающими интонациями в виде усталости и бренности. Они верили во все это и этим была пропитана каждая точка их времени существования. После того как я выдохнул нельзя было ничего вспоминать. Нарушение этого превращало мгновенно в человека.
Сын
Его худощавость говорила всем о его нервозном нраве. Но не полиэтиленовому пакету, который лежал на грязной мостовой, зацепившись куском снега за тещу. Евгений не знал куда бежать, он потерял и нюх и нутро. Жизнь для него заканчивалась каждое мгновение. Был ли это его выбор? Об это теперь уже не знали сами боги, растворявшиеся в сознании Евгения. Боги, приведшие его на эту мостовую, где рождалась новая волна любви к себе. Евгений опешил. Его узкие мужественные руки безумолку теребили волосы ног. Думая о том, что он родился в год крысы, поглащенный желанием впасть в сопротивление миру, он забыл, что на самом деле он был вовсе не человеком, и куда ближе находился к существу менее тонкому чем человек. Разве что он умел бухать, как все, кто его окружал тогда, в ту ночь в океане…
У подножия
Стас подъехал к воротам, на которых было написано «Стас козел». К этому месту он ехал из Москвы. В интернете он узнал, что есть такая надпись в затерянном городе Инков. Карта была только у Насти. С ее трупом пришлось повозиться ведь путь до излияния крови Ганга был непрост на велосипеде, загруженным палаткой, газовой горелкой, книгами Сартра и отрезанными частями Насти. Надпись была написана в виде круглого перекрестия в виде ромба и это значило, что в четырех меридианах сознания встречаются четыре война света и образуют танец, а Стас был танцором национального ведического содружества. В какой-то момент у Стаса в голове заиграли слова из песни Фила Коллинза ин зы эйр тунайт, он почувствовал как несется в пропасть на мотоцикле во все фильмы с Хитом Лэджером, он видел как пейзажи сменяются быстрее, чем в псай трансе, он видел не просто себя как бога, он видел трусы Бога, а это было куда более недостижимо, потому что Стас знал, мы прячем настоящие собственные стороны, и наши темные уголки души выходят наружу только когда мы наедине с собой в темноте. Стас начал вспоминать отца, потом стал плакать, он видел как некий