испустив облачко пара, в явном замешательстве отскочила на пару метров.
Несколько раз это чудо гидродинамики снова бросалось на нас, и несколько раз я отра-
жал атаки утюгом. Марина тяжело дышала, жадно хватая ртом воздух.
Все это выглядело настолько жутко, и в то же время комично, что я нервно хохотнул. Марина тоже. Потом еше. И вот мы уже истерически хохочем, заводя друг друга, а капля болтается в полутора метрах от нас, видимо собираясь с силами. Когда я зашелся новой волной смехоподобного повизгивания, капля приняла форму какой-то карикатурной рожи, и изобразила идиотскую улыбку. Наш смех словно кто-то лезвием отсек.
Капля снова превратилась в нечто человекоподобное, и стала выпускать тонкие руки-щупальца, как бы пытаясь обнять нас. Этих щупалец было два, а утюг один. Я отмахивался как мог, но в конце концов одно из щупалец коснулось моего локтя и быстро стекло по предплечью и кисти на утюг. Меня садонуло током, причем разжать пальцы я уже, естественно, не мог.
Марина выдернула шнур, я снова начал владеть рукой, и втащил разогретую еще подошву утюга внутрь этой водяной пакости, со шкварчанием отпрыгнувшей прочь. Однако идея уподобиться электрошокеру пришлась, похоже, ей по вкусу. Капля развернулась в длинную, серебристо-прозрачную ленту, один
конец которой потянулся к нам, а другой к розетке. Мы шарахнулись в разные стороны, лента на миг задумалась, не зная за кем гнаться.
– Пробки, – крикнул я, – выбей в прихожей на счетчике пробки!
Одним прыжком Марина оказалась за дверью, и я услышал щелчок срабатывающего
автомата. Свет погас. Одновременно я почувствовал под черепной коробкой очень болезненное, и в то же время облегчающее ощущение, сравнимое с вырыванием крупной занозы.
Оно продолжалось какое-то мгновение, потом прекратилось, и я увидел, что этой дьявольской ленты нет. За окном совсем светло, орут птички, в проеме двери стоит Марина и так-же как и я держится одной рукой за голову, между теменем и затылком.
Мы чувствовали, что ЭТО кончилось, чувствовали настолько явно, что не было необходимости говорить об этом друг другу, или пытаться проверить. Несколько минут мы целовались у окна, стоя прямо в луже «Амаретто», растекшегося по паркету. Оба мы ощущали какое-то ясное, облегчающее освежение, как после грозы. Оторвавшись от ее губ я прошептал:
– А теперь давай все-таки сварим кофе.
* * *
Я позвонил на работу и промямлил что-то, на счет того, что задержусь. А Марина сегодня была свободна. Мы пили кофе, и после всех этих нервных передряг уписывали пригоревшие гренки прямо таки с волчьим голодом. Потом закурили. Вообще-то она, во время сьемок особенно, старается не курить, но не каждый день приходится пережить столько всего. Ради такого случая я извлек с нычки пачку кэмела.
– Начнем