По левую руку от Вечеровского прилепился в роскошном кресле Глухов, совсем не роскошный маленький человечек, лысоватый, очкастенький, в рубашечке-безрукавочке, в подтяжках, с брюшком. Бледные волосатые ручки сложены и засунуты между колен. Все внимание направлено на Малянова.
Малянов – особенно крупный, потный и взлохмаченный сейчас, среди всей этой невообразимой элегантности, – закончил свой рассказ словами:
– …Я лично считаю, что все это – ловкое жульничество. Но не понимаю, зачем и кому это нужно. Потому что на самом деле… на самом деле! Ну что с меня взять? Ну, кандидат, ну, старший научный сотрудник… Ну и что? Сто рублей на сберкнижке, восемьсот рублей долгу…
Он энергически пожал плечами и, помотав щеками, откинулся в кресле. При этом задел ногой столик, чашечка его подпрыгнула в блюдце и опрокинулась.
– Пардон… – проворчал Малянов рассеянно.
– Еще кофе? – сейчас же осведомился Вечеровский.
– Нет. А впрочем, налей…
Вечеровский принялся осторожно, словно божественную амброзию, разливать кофе по чашечкам, а Глухов глубоко вздохнул и забормотал как бы про себя:
– Да-да-да… Удивительно, удивительно… И ведь в самом деле, не пожалуешься, не обратишься… никто не поверит. Да и как тут поверить?
– Ты полагаешь, – сказал Вечеровский Малянову, – что твоя работа действительно тянет на Нобелевскую премию?
– А черт его знает, на самом деле. Как я могу судить? Что я тебе – Нобелевский комитет? Классная работа. Экстра-класс. Люкс. Это я гарантирую. Но мне же ее еще надо докончить! Они ведь мне ее докончить не дают!
– Да-да-да… – снова заторопился Глухов. – Да! Но ведь с другой-то стороны… Вы только вдумайтесь, друзья мои, представьте это себе отчетливо… Дмитрий Алексеевич! Кофе какой – прелесть! Сигаретка, дымок голубоватый, вечер за окном – прозрачность, зелень, небо… Ах, Дмитрий Алексеевич, ну что вам эти макроскопические неустойчивости, все эти диффузные газы, сингулярности… Неужели это настолько уж важно, что из-за этого следует… Ну, вот, например, возьмем звезды. Право же, есть что-то в этой вашей астрономии, что-то такое… непристойное, что ли, подглядывание какое-то… А зачем? Звезды ведь не для того, чтобы подглядывали за ними, за их жизнью… Звезды ведь для того, чтобы ими любовались, согласитесь…
Он не спорил, не настаивал, этот маленький тихий Глухов, он, скорее уж, уговаривал, просил, умолял даже каждой черточкой своего невыразительного серого личика. Но на Малянова эта его речь подействовала почему-то раздражающе, и он, не думая, брякнул:
– А ведь он и вас упоминал, Владлен Семенович!
– Кто?
– Горбун. Рыжий этот, бандит-пришелец.
– Меня?
– Вот именно, вас. «Вспомните, – говорит, – что случилось с Глуховым!..» – Тут Малянов осекся, потому что Глухов побелел, даже позеленел как-то и совсем