– Господи, – сказал Малянов. – При чем тут культурное влияние…
– Вот именно! – подхватил Глухов. – Вот именно!
– А тема у вас не закрытая была?
– Ни в какой степени! Совершенно!
– А Губаря, Захара Захаровича, вы не знаете?
– Да в первый раз слышу!
Малянов хотел спросить еще кое о чем, но спохватился: он вдруг понял, что задает Глухову такие же вопросы, какие Снеговой задавал вчера ему, Малянову.
– Вы понимаете, что я не мог не последовать совету врачей, – продолжал между тем Глухов. – Врачи посоветовали, и я отложил пока эту работу. Пока! В конце концов, в мире достаточно прелести и без этой моей работы… И потом я, знаете ли, амбиций никаких не имею, да и не имел никогда… Я ученый маленький, а если по большому счету, то и не ученый, собственно, а так, научный сотрудник. Конечно, я люблю свою работу, но, с другой стороны… – Он поглядел на часы и всполошился: – Ай-яй-яй-яй! Поздно-то как! Я побегу… Я побегу, Филипп Павлович! Извините, друзья мои, но сегодня же детектив по телевизору… Ах, друзья мои, друзья мои! Ну много ли человеку надо? Если честно, если без дурацкой, простите, романтики? Добротный детектив, стакан правильно заваренного чая в чистом подстаканнике, сигаретка… Право же, Дмитрий Алексеевич, было трудно, очень болезненно было мне выбрать более спокойный путь, но врачи врачами, а если подумать: что выбирать? Ну конечно же, жизнь надо выбирать. Жизнь! Не абстракции, пусть даже самые красивые, не телескопы же ваши, не пробирки… не затхлые же архивы! Да пусть они подавятся всеми этими телескопами и архивами! Жить надо, любить надо, природу ощущать надо… Именно ощущать, прильнуть к ней, а не ковырять ее ланцетом… Когда я теперь смотрю на дерево, на куст, я чувствую, я ощущаю физически: это мой друг, мы нужны друг другу… Ах, Дмитрий Алексеевич!
Он вдруг махнул рукой и пошел из комнаты, на ходу вдевая руки в рукава серого своего занюханного пиджачка. Он даже не простился ни с кем. Пронесся по гостиной сквознячок, колыхнул облако табачного дыма над головой Вечеровского, потом ахнула вырвавшаяся, видимо, из рук входная дверь, и все стихло.
– Ну и что ты думаешь? – осведомился Малянов агрессивно.
– О чем?
– Что ты думаешь о своем Глухове? По-моему, его запугали. Или даже купили. Какая гадость!
– Не суди и не судим будешь.
– Ты так ставишь вопрос? – сказал Малянов саркастически.
Вечеровский наклонился вперед, выбрал в чаше новую трубку и принялся медленно, вдумчиво набивать ее.
– Мне кажется, Митя, – сказал он, – ты плохо пока понимаешь свое положение. Ты возбужден, ты слегка напуган, сильно озадачен и в высшей степени заинтригован. Так вот, тебе надлежит понять, что ничего интересного с тобою не произошло. Тебе предстоит очень неприятный выбор. Неприятный в любом случае, ибо если ты поднимешь руки, то станешь таким, как Глухов, и никогда не простишь себе этого, ты же очень высокого о себе мнения, я тебя знаю. Если же ты решишь бороться, тебе будет так плохо, как