Моя «концертная деятельность» неизменно продолжалась. С некоторых пор такую же «концертную деятельность» вела и моя сестра, тоже отданная на обучение в музыкальную школу. Кто-то из прохожих, увидев меня летом в железной каске, обтянутой с двух сторон шерстяным беретом, играющей босиком в ненавистном, неудобном, уродливом «бронежилете», остановился и сказал: «Девушка, несмотря на то, что вы неплохо играете, вам никто ничего не даст, так как будут думать, что вы сумасшедшая».
Поездки по Москве стали очень долгими и утомительными, надо было неустанно проявлять «бдительность», то есть попросту метаться с безумными глазами ото всех и вся, выходить, ждать следующего транспорта или тащиться пешком.
Мама прекрасно понимала, что мы выглядим сумасшедшими, выражая в надрывном эмоциональном всплеске всю отчаянность того положения, до которого ее и нас заодно «довели». Но если вдруг слышала от нас слова о ее реальном сумасшествии, то, моментально меняя слезы на «горящий взгляд» наступательной позиции, говорила, что нас попросту «обфуняли» или что мы настолько «простенькие», что элементарно не способны разбираться в «грязных» тонкостях государственной политики, где маму специально выставляют повредившейся в уме.
Облик нашей квартиры, в которой уже много лет царили тараканы, обилие вещевого хлама и пыль стал еще более отталкивающим. Мое спальное место к моменту моего поступления в училище в 1998-м переехало под длинный раскладной стол, мамино – под кровать. В качестве дна был положен огромный ржавый железный лист, найденный на улице. Поверх стола был положен другой ржавый железный лист. Спать нужно было непременно на железных пластинах, призванных вытягивать накопившееся в теле электромагнитное излучение, на руки и на ноги одевать браслеты, сделанные из консервных банок, подушкой стали служить железные мини-тазики. Через пару лет к обязательным приготовлениям на ночь добавилось заставление «кровати» со всех сторон различными предметами из металла.
Вообще металлического и, в частности, железного хлама в нашей квартире заметно прибавлялось, несмотря на наши с сестрой усилия оттаскивать в недоступное место случайно увиденные мамой где бы то ни было железные листы или другие предметы.
Теперь можно рассказать о массаже. Если в начале 90-х все начиналось с обычного массажа спины, который в оздоровительных целях мама делала, правда, временами больно (я тоже делала ей массаж), то к концу девяностых к этому действу добавились новые практики, вызывающие с моей стороны дополнительный прилив ненависти и омерзения.
Вообще слово «мама» с определенных пор стало неосознанно ассоциироваться у меня (в моем случае) с сигналом предупреждения «сейчас начнутся проблемы».