Апокалипсис, мой верный спутник, молчавший на протяжении многих лет, снова заговорил:
«Стал я на песке морском и увидел выходящего из моря
зверя с семью головами и десятью рогами, и на рогах его десять
диадем. И дал ему дракон силу, престол свой и великую власть.
И поклонились дракону, который дал власть зверю, и покло-
нились зверю. И дана была ему власть действовать сорок два
месяца. И дано было ему вести войну со святыми и победить
их; и дана власть над всяким народом».
Дорожная пыль вздымалась тончайшим облачком. Я на бегу читал когда-то заученные наизусть строки библейских писаний, изредка посматривая то на алеющий рассвет, то на манящую искру арбалета. Стук подков в ночном безмолвии доносился ясно, еще даже птицы не проснулись, молчали, а мои ботинки из телячьей кожи поднимали пыль бесшумно. Наконец цокот почти затих, в тусклом свете фонарей я смутно различал темнеющие на брусчатке свежие царапины. Далекий край земли розовел, но если арбалетчик свернет с главной улицы, по следу его не найти.
Дыхание между тем пошло из груди сиплое, жаркое. Горло пересохло, и я понял, что начал уставать, как выброшенная на берег огромная рыба. Следы с главной улицы ушли внезапно. Я едва не проскочил мимо, но вовремя свернуть в переулок, сразу заметил свежие оттиски копыт на влажном камне. Снова во мраке послышался цокот, теперь конь шагал мерно, не спеша, словно хозяин ждал кого-то. В небе уже пламенели облака. Луна почти зашла, брусчатка из черной превратилась в серую.
На спине незнакомца ерзал громоздкий механизм с длинным отполированным прикладом, и я ждал, когда стрелок, ведя коня, повернется лицом. Нож серебристой рыбкой выскользнул из моей ладони. Арбалетчик вскинул руки, словно пытался взлететь, упал навзничь, выронив поводья. Конь нервно зафыркал, почуяв кровь, забил копытами по брусчатке, из-под шор блестели крупные черные глаза.
Я подошел к стрелку, увидел искаженную гримасу, расплывавшуюся в темном мареве. Заходящая луна светила как фонарь из промасленной бумаги, можно различить самый крохотный камешек, любую малую травинку, но не его лицо. Оно будто слилось с последним клочком мрака, предчувствуя близкую гибель, лишь глаз, подобно бриллианту, сверкал.
Дыхание из моей груди доносилось сиплое, разгоряченное от бега, словно раздувались прохудившиеся кузнечные мехи. Воздух был настолько сухой, что царапал горло.
– Зачем ты убил Тиферет? Кто заказчик?
Я вдруг