По мнению С. Л. Фирсова, начало обсуждения вопроса о церковных реформах было инициировано светскими властями на фоне начинающейся революции 1905 года. По крайней мере, в 1905 г. в широких кругах столичного духовенства стало известно, что вопрос о церковной реформе активно обсуждается в государственных структурах с участием митр. Антония (под впечатлением «Кровавого воскресенья» митр. Антоний на специальной сессии просил Комитет Министров обсудить все возможности для созыва поместного собора)[93]. Джемс Каннингем также связывает церковные реформы с ситуацией внешнеполитической, с событиями Русско-японской войны и революции 1905 г.: «Россия на три года погрузилась в анархию, бедствия и восстания. Это был ее одиннадцатый час. Крик общества “А где была Церковь?!” сделал реформу еще более необходимой, чем когда бы то ни было»[94].
Однако уже предыстория движения ревнителей церковного обновления убеждает в том, что обновление церковной жизни было не только следствием внешней инициативы и сложившейся в России революционной ситуации, но и потребностью внутрицерковной жизни, а внешнеполитические события позволили раскрыться, выйти наружу этим сокровенным процессам.
Тот факт, что «реформа церковной жизни стоит в связи с реформой государственной», был очевиден и для церковных деятелей начала XX века. Для многих из них это становилось поводом для покаяния и критического взгляда на устройство церковного дома: «С точки зрения фактической необходимости можно только порадоваться тому, что обновление одной сферы жизни отразилось и на другой. Но если смотреть с точки зрения идейной, то нельзя не видеть и теневой стороны союза двух реформ, состоящей в том, что преобразования церковные идут в след и в параллель государственным, по аналогичным образцам, и – что печальней всего – вызваны, конечно, аналогичными причинами: очевидно, и наша воинствующая, выражаясь языком догматики, Церковь обнаружила столько же недочетов в своем духовном воинстовании, сколько и государство в ведении войны внешней..…» [95]
В настоящей главе мы сосредоточим внимание на внутрицерковной ситуации и попытаемся увидеть, как церковь откликнулась на события первой русской революции и как в связи с этим зародилось и эволюционировало движение ревнителей церковного обновления.
Отправной точкой для нас, как и для большинства других исследователей, станут события 9 января 1905 г. не только потому, что «Кровавое воскресенье» традиционно считается началом первой русской революции, но и потому, что роль свящ. Георгия Гапона в народном движении поставила перед русским обществом вопрос о социальном значении церкви. Как отмечал