– Верное наблюдение, – кивнула Нина Васильевна. – Капустницы – очень наблюдательные бабочки!
Овёсыч вздохнул.
– Капустница-то наблюдательная… Стороной ведро облетела. А я его не заметил. Вот и схлопотал донышком по лбу!
Сел Овёсыч перед Венькиным классом. Ногу за ногу закинул. Бодрится. А видно: переживает.
– Может, в другой раз вас нарисуем? – предложил Андрей Андреевич, учитель рисования.
Овёсыч не согласился:
– Вот ещё, из-за бабочки урок срывать! Синяк – пустяк, синяк – не шишка!
– Да, – сказал Андрей Андреевич. – Шишку бы ребята не нарисовали. Светотени мы ещё не проходили. Шишки в следующем году рисовать будем. Приходите.
Овёсыч обещал подумать.
– Не прибавится во мне наблюдательности, – говорит, – приду к вам и с шишенцией.
Андрей Андреевич обрадовано кивнул головой и подмигнул ребятам. Мол, начинайте! Уж больно вид у Овёсыча хорош! Страдающий вид! Пушистые, как у кобылы Простушки, ресницы полуопущены. У глаз – печальные морщинки. Уголки губ поджаты, словно уздечкой стянуты.
Раскрыл Венька коробку карандашей и давай печаль Овёсыча на бумагу переносить.
Замечательный получился портрет. Не только лицо Овёсыча, но и его соломенная шляпа печалью дышит. Даже не печалью – мировой скорбью.
На шляпе Венька нарисовал бабочку-капустницу. Капустница держала в лапках полевой бинокль. Это для того, чтобы было понятно: наблюдательная бабочка!
Потом Венька принялся за самое главное. За синяк!
Вынул из коробки чёрный карандаш. Примерялся к портрету. И вдруг услышал:
– На-до-е-ло!
Венька с недоумением посмотрел на карандаш. А того даже потряхивало от возмущения.
– Что тебе надоело? – спросил Венька.
– Всё! Всё надоело! Сделал из меня козла отпущения! К остальным карандашам ты по-человечески относишься. А ко мне?! Ко мне?! Ни в грош меня не ставишь! Самую чёрную работу подсовываешь! Когда ты меня из коробки достаешь?! Когда нужно войну рисовать! Дым и копоть! Когда пожар!.. Головешки, сажа! Если пиратов рисуешь, без меня, конечно, не обойтись! Повязки пиратские, чёрный флаг на рее!.. А мне надоело! Я устал от пиратов, от войн, от пожаров! Я хочу света! Я хочу быть в рисунках, где рожь и васильки, где цыплята клюют арбузную корку. Я не хочу, чтобы от моей работы люди хмурились.
Венька опустил голову.
– Как же я нарисую чёрным карандашом жёлтого цыпленка? – спросил он. – У каждого карандаша своя судьба, свое предназначение. Я же не виноват, что внутри тебя чёрный грифель.
– У тебя у самого чёрный грифель внутри, – отрезал карандаш. – А у меня там светло и чисто!
Венька пошёл на попятную.
– Хорошо, – пообещал он. – Больше тебя не трону. Синяк Овёсыча можно и фиолетом раскрасить. Ложись в коробку, отдыхай!
– Да не буду я отдыхать! – ещё сильнее возмутился карандаш. – Думай, что предлагаешь! Лежать мне, значит, без дела и вспоминать,