Воткнув в дырку замка мастер-ключ, открывавший все двери на этаже, Алексей нарочито громко загремел им, после чего открыл дверь и остановился на пороге.
– Прошу прощения, господа! – сказал в пространство за дверью и прислушался.
В номере стояла полнейшая тишина. Кровать не заскрипела, ноги не зашаркали… Полозов вошёл и громко, однако, со всею возможной учтивостью в голосе, проговорил:
– Осмелюсь напомнить господам, что уже почти без четверти девять утра…
Никакой реакции. Обычно в подобных ситуациях тут же раздавались осипшие спросонья мужские и женские голоса, иногда взволнованные, иногда ёрничавшие, и люди заплетавшимися языками начинали охать и изумляться, что уже утро, и как же это они так проспали… Но не в этот раз.
Весь номер представлял собой большую, лишь немногим менее десяти квадратных саженей комнату, разделенную глухими портьерами на три части: прихожую, гостиную с мягкой мебелью и альков с кроватью. Со своей позиции возле двери Полозов мог видеть разбросанные тут и сям в гостиной детали мужской одежды, стало быть, клиент не сбежал из номера. А потому Алексей возвысил голос и ещё раз учтиво окликнул посетителей:
– Господа, доброе утро…
Коридорный сделал два шага и осторожно отодвинул тяжелую плюшевую портьеру, отделявшую прихожую от гостиной, дабы получше видеть обстановку. Из-за другой полузадёрнутой шторы, отделявшей альков от гостиной, виднелась часть кровати, а на ней ноги мужчины. Ноги не шевелились, что было весьма нехорошим признаком. Последний раз, когда оказалось, что клиенты пьяны до бесчувствия, их пришлось на руках выносить в каморку швейцара, где они отсыпались до глубокого вечера. Та ещё была морока! Да и уборка номера после их «художеств» заняла более часа вместо положенных тридцати минут. Вся эта история обернулась для гостиницы потерей дохода, а для Алексея Полозова – выволочкой управляющего и штрафом аж в пятнадцать рублей – за недосмотр. Тогда ему особо было поставлено на вид требование недопустимости подобных инцидентов впредь, поскольку таковые порочат честь заведения.
Помятуя тот крайне неприятный случай, Алексей, несколько напрягшись, подошёл к полузадернутой портьере перед альковом и заглянул за нее. То, что он там увидел, потрясло его. На кровати навзничь лежал мужчина, но вовсе не пьяный, а залитый кровью и безусловно мёртвый. Мертвее некуда. На шее его зиял громадный разрез, глубокий и несколько приоткрытый, так что чернела трахея. Лицо представляло собой кровавое месиво, получившееся из-за множества резаных ран, хаотично нанесённых в разных направлениях; брови, нос, щёки, губы – всё было посечено длинными пересекающимися разрезами, невообразимо исказившими лицо убитого. И труп,