Синг-Синг. Арнольд Гиллин

блокгауза. Из нескольких десятков сеттлеры пощадили одну молодую ольху, которая потом лет десять еще украшала могилу Индийца. Буря сломила и это дерево. В пятидесятых годах, шоссейные рабочие и каменщики вздумали огородить могилу деревянною решеткой, снабдили ее дерновыми скамьями и покрыли их тонкими, гладко-выстроганными досками, безо всякой окраски. Теперь доски эти окрашиваются в самые яркие цвета, что конечно не гармонирует с мрачным фоном могильной груды.

      По воскресеньям, когда благочестивые фермеры, их работники, а также и местные дачные жители стряхивают с себя будничную суету, могила Индийца посещалась массой людей, которые любовались оттуда прелестною панорамой вдоль обоих берегов Гудзона. Многие из этих туристов, фланируя по берегу, шли потом освежаться и подкрепляться в таверну Джо Сниффа, местного ресторатора и буфетчика (barkeeper). Таверна Сниффа носит громкое название «отеля», а вычурная вывеска, украшенная женскою фигурой под пальмовым деревом с одной стороны, биллиардом, киями и шарами с другой, снабжена оригинальною надписью Счастье и отдохновение прохожого. Для характеристики самого хозяина таверны, Джо Сниффа, можяо прибавить что он когда-то отсидел пять лет в другом, не собственном, а Синг-Сингском отеле, и по выходе оттуда, не долго думая, взял да и открыл это заведение куда нередко хаживали нижние административные чины «Крепкого места». Таким образом бывший каторжник Снифф сделался самым популярным трактирщиком между Нью-Йорком и Синг-Гиллом. Таверна Сниффа имела то удобство что содержатель её устроил в своем «отеле» пять-шесть коморок, которые отдавались в наем для ночлежников. Здесь нередко ночевали по пути в Нью-Йорк только-что выпущенные на свободу «гости» Синг-Сингского «отеля». Сметливый и опытный Снифф всегда узнавал их среди своей трактирной толпы, во узнавая кого-либо из «гостей» Синг-Синга особым нюхом или инстинктивно, Снифф никогда не подавал виду что открыл естественное инкогнито того или другого не в меру молчаливого ночлежника. Подобных гостей Снифф никогда не обсчитывал, а напротив был с ними очень любезен и внимателен. Молва о добродушии и деликатности Сниффа, разумеется, проникла сквозь массивные стены тюрьмы, так что большинство бывших обывателей «Крепкого места» считали как бы долгом погостить сперва у «молодчины Джо», а потом уже направляли свои столы к Нью-Йорку чтоб в шумном водовороте американского Вавилона начать другую честную жизнь или снова погрузиться в темную деятельность преступника-рецидивиста. «Молодчина Джо» терпеть не мог рецидивистов, и как-только являлся таковой под кровлей «Счастья и отдохновения прохожаго», деликатный и добродушный хозяин сухо заявлял что все «аппартаменты отеля» заняты. В душе добрый малый не мало гордился тем что не сделался рецидивистом и что Небо охранило его от дальнейших преступлений, несмотря на то что Джо Снифф когда-то подавал большие надежды в этом направлении. В тот день когда из Синг-Синга был выпущен после двадцатилетнего заточения