Нин не успела никаким доступным чистокровной аннунакской деве способом выразить то, что могло быть названо крайней степенью изумления или попросту страхом.
Оно показалось им окутанным в свет, но вообще-то тело его отливало чистым золотом. Густая коротенькая шерсть лоснилась от тумана. Мощные и до того совершенные, что глазам не верилось, составные тела пребывали в аллертной, но лёгкой и небрежной позе. Большая голова была повёрнута к ним.
В ту же секунду невероятно быстротечного времени Эриду – существо распрямилось и встало, оказавшись на голову выше Энки и положив передние конечности на ветку дерева. Туман пристроился позади, удовлетворившись возможностями скромного фона для неожиданного портрета.
Ни одно из известных им животных не обладало такой формой морды. Удлинённый лик с абсолютно прямым, как на старинных камеях носом, так же был плотно покрыт нежной и очень густой шерстью. Нос завершался ринариумом, как у пещерного медведя, но столь уместным, что стоило назвать его изящным, будто нос и не может быть другим. Уст для лобзания не было – но была ли то пасть?
Нин успела увидеть мощные клыки, но картинка немедленно стёрлась.
Двумя наипервейшими новостями были, разумеется, глаза. Чтобы закрыть каждый, понадобилась бы ладонь самого Энки. Как помстилось ошарашенной Нин, печальные и презрительные, они смотрели на всё сразу и в никуда. В густой изумрудной глубине зрели, как косточки чудного плода, змеиные зеницы. Трудно было напомнить себе, что зрачки – это всего лишь смотровые окошечки в камеру временного задержания.
К тяжёлым кольцам чёрной гривы не притронулся друг дневной смены, ветерок. Оно было цельное, отлитое из столь любимого Энки золота – но золота живого, текучего, отзывчивого на игры ночи трёх лун.
Высокое, прекрасно сложённое тело с широкими плечами и выпуклой грудной клеткой величественно выпрямилось у дерева. Сильные бёдра бегуна чуть согнуты, ступни мягко погрузились в приречный ил. Верхние лапы вольно лежали на ветке, длинные и тесно сбитые пальцы еле приметно шевелились, как у аннунака в задумчивости.
Оно исчезло.
Нин забыла дышать и теперь яростно вдыхала сырой терпкий воздух, где остался какой-то зелёный весенний привкус – возможно, то был запах существа.
Кровь прихлынула к её губам вновь, как в ту минуту, которая предшествовала Событию.
– Я и забыла, что здесь следует соблюдать осторожность. Но как оно подкралось?
– Я слышал движение воздуха, но совсем отключился… – Скромно заметил Энки.
Он уже пришёл в себя и, как с раздражением поняла Нин, принялся разглядывать её.
Нин скрежетнула зубками, не став уточнять, как же так вышло, что знаток местной фауны Энки пропустил такую важную улику и едва не подверг их нападению, которое, несомненно, могло завершиться