– Мне кажется, – подбирая слова, сказал он, – что я видел что-то… какое-то изображение…
– На старой фреске. Куча докторских. Куча умных слов. Если отжать смысл, то наши предки были наивные дураки, которые изображали на стенах то, чего не существует.
– Мне показалось, что я видел…
– Арфу. Ну, что-то вроде. Винус часто дёргает струны, до тех пор, пока те двое не велят выключить свет.
Он хотел ещё что-то сказать. Она подождала.
– «Знаешь, Нин», – сказала она, – «что меня поразило больше всего?»
Энлиль подавил вздох.
– Хорошо, – сказал он. – Да. Я для тебя открытая книга. Но ты помни, что это взаимно.
– Я буду осторожнее.
– Чёрные волосы.
Она поощрительно кивнула.
– Все так говорят. Это кажется невероятным, верно? Когда мы с Энки… когда мы впервые увидели одного из них… это было довольно давно, меня больше всего поразила чёрная грива.
– Они будто мы… с чёрными волосами.
Нин оборвала его:
– Вот этого не надо. Это умные животные. Леану. Нет, я тебя не отпускала. Здесь я командор.
И она, не оглядываясь, ушла. Он, без колебаний последовав за ней, свернул за угол.
По дороге он обращал внимание на двери без надписей. К одной кто-то прилепил детскую липучку с изображением ДНК из двух змей – хохочущей и мрачной.
В глубине коридора вопросительно приоткрылась другая, и Энлиль увидел за плечом выглянувшей фрейлины бесчисленное множество стеклянных передвижных шкафов, заполненных до отказа каким-то образцами.
Другую, чёрную дверь, храбрый командор, упрямо остановившись, тронул сам. Нин вернулась и резко открыла её. Энлиль секунду смотрел – сначала он сильно вздрогнул – потом опустив голову, попятился.
– Закрыть тебе глаза локтем?
Он на ехидство не ответил и покорно потащился следом, приберегая высказывания, как поняла Нин, на сладкое.
Раскрашенная цветами дверь, двустворчатая и до того несоответствующая тому, что он ожидал здесь увидеть, дрогнула. Одна створка шелохнулась и отодвинулась. Дверь, совсем лёгкая, была рассчитана на то, чтобы открываться от слабого прикосновения.
Такое прикосновение и открыло её. Он постарался не смотреть, но посмотрел, хотел отвернуться, но шагнул к двери. Он ведь был очень мужественный аннунак.
Это и подумала Нин, вернувшаяся из боковой комнаты.
– Детская. – С неожиданной, но уже не казавшейся Энлилю неуместной, улыбкой сказала, упреждая его невысказанный протест.
Снизу, не сразу попав в поле зрения, на Энлиля кто-то смотрел. И он взглянул.
Прелестнейшее создание увидел он.
Он не мог ничего сказать, он онемел, слушая странные звуки и уже с окаменевшим чувством изумления, которое как будто уже многие годы жило в нём, глядел, как орава таких вот существ, отличавшихся друг от друга, как аннунаки, вырвалась в открытую на две