Это просто цирк какой-то!. Лора Радзиевская

Через два года я получила письмо от Алдоны. Она писала, что вышла замуж за прекрасного человека – в очередном из гастрольных городов он приехал делать прививки ее псам. Теперь все они, – Алдона, ее муж-ветеринар, его сын от прошлого брака и их годовалая дочка, – живут в большом доме где-то под Астраханью, на самом берегу Волги. И все собаки живут с ними. «У нас теперь питомник, – писала Алдона, – „Волшебные Псы“, так он называется. Не только разведение, но и подготовка собак-поводырей, детская кинологическая школа и небольшая ветлечебница. Приезжай скорее, тебе понравится. Некоторые из наших уже были в гостях».

      9. Как обжираться и не поправляться

      Некоторые действительно были. И потом в красках рассказывали друг другу, как замечательно все сложилось у Алдоны, ее мужа и их теперь уже общих псов. Например, Надюша Сметанина, хорошенькая, смешливая Надюша, которую я меньше всего рассчитывала когда-либо встретить, потому что во взрослой своей, нецирковой жизни почти не вспоминала ее. В том самом первом, самом главном, наверное, моем цирковом коллективе она оставалась на периферии и примечательна была только одной своей привычкой. Даже не привычкой – страстью.

      Видите ли, Надя работала «ка́учук». Это не сок гевеи, нет. А номер, исполняемый артисткой, которую предварительно будто перемололи в мясорубке и в ней не осталось целых костей, не говоря уже о позвоночнике. Зато теперь она способна сесть собственной задницей себе же на затылок и укусить не только локоток, но и обратную сторону колена. Своего. Еще это называют страшным словом «конторсия», но цирковые его никогда не употребляют. Даже чопорное официальное название «пластический этюд» не употребляют. Каучук, и все тут.

      Надя, маленькая, но не тощая, легкая, но не хрупкая, работала «каучук» на столе. Ну, какой там стол? Одно название. Это был крошечный круглый прозрачный столик из толстого пластика диаметром максимум шестьдесят сантиметров. И он медленно вращался, а на нем, кокетливо держа в жемчужных зубках алую розу, завязывалась в узлы разной сложности хорошенькая девушка в так называемом «голом» трико – телесного цвета тончайший гимнастический трикотаж, на отдельных местах нашиты блестки и прикреплены стразы. Все действо происходило под страстную, хриплую песнь саксофона и неизменно вызывало просто-таки бешеные аплодисменты у мужской части зрительного зала. Реакция женщин почему-то была гораздо сдержаннее.

      Стоя у форганга, я иногда слышала негромкие разговоры в первых рядах красного сектора, самого ближнего к выходу на манеж и, соответственно, к нам с Давидом Вахтанговичем. Сидящие там дядечки с аппетитом обсуждали, каким именно образом Надю можно было бы загнуть и растянуть, а я чуть ли не сквозь тырсу[19] от стыда проваливалась – маленькая была еще совсем, и не уйти ведь с рабочего места, чтоб не слушать и не слышать. Просто какая-то порнография для люмпенов получалась, а не номер гимнастический – настоящей-то порнухи и видом никто не видывал, и слыхом не