А еще они учили улыбаться во всю пасть, даже когда больно. Особенно когда больно.
7. Тот, кто упал с пня
С чистой совестью могу сказать: я себя не жалела, вкалывала честно и с опережением графика, который составил и тщательно записал в красную общую тетрадку жестокосердный мой руководитель Ковбой. Пока однажды на репетиции икроножную мышцу не свело судорогой так, что я рухнула на манеж как подкошенная. А спазм пополз выше колена и сотнями острых железных клыков впился в бедро.
– Стоп. Перебор, запалилась ты, подруга, нельзя так. Придется идти на поклон к Яковлевичу, – кое-как размяв мою окаменевшую ногу и разогнув скрюченные пальцы, сказал Витька. Передал меня, беспомощно валявшуюся на манежном ковре, в добрые руки Фиры Моисеевны и убежал куда-то. А когда вернулся, за ним шел высокий, очень широкоплечий человек с удивительно спокойным лицом и абсолютно седым ежиком густых волос. Я видела седого человека всего несколько раз за эти месяцы, он жил в большом белом вагончике (остальные были цветные: мой, например, желтенький, Витькин и Сашкин – голубой), который стоял чуть отдельно от других, за конюшней. На двери было написано: «Олег Таймень». И все.
Семья староверов в поселке на самой границе с тайгой…
Хакасы, тувинцы, монголы, буряты, таежная охота с двенадцати лет, младший сын в «родове» Тайменей. Его мать, оставшаяся вдовой с пятью детьми (муж, вернувшись с фронта, прожил всего три года), родила Олега от приезжего политического. Их много, ссыльных, было в начале пятидесятых в том суровом краю. Кто был отец и куда он делся, мать так никогда сыну и не рассказала. Только очень внимательно слушала столичные радиопередачи, особенно когда началось разоблачение культа личности и по радио зачитывали списки реабилитированных – как будто ждала, что услышит знакомую фамилию. И однажды услышала: очень обрадовалась, достала из подпола разносолы, велела старшему сыну заколоть порося, собрала соседей, даже выпила настойки на лимоннике, пела потом с бабами глубоким и сильным голосом «Вот кто-то с горочки спустился», пела и плакала.
Мать, Василиса Акимовна, была костоправкой и повитухой в девятом поколении – все женщины их рода принимали младенцев у баб и приплод у скотины, вправляли кости и позвонки, возвращали на нужное место внутренности после родовых неприятностей и руками могли «вылепить» головку младенчика, если повитуха звала помочь при сложном случае. Три брата и две сестры оказались «неспроможными» к целительству, а вот младшенький, Олег, впервые «достал пуп» в четырнадцать лет. Василиса Акимовна тогда лежала, надорвав спину: тянула из кобылы крупного жеребенка, да и повредила